Подвальная станция

Черри Кэролайн Дженис

— Тем самым ты останешься здесь, где она сможет вытворять все, что ей взбредет в голову!

— Тем самым, — продолжил он спокойно, тщательно подбирая слова, — она будет знать, что я в ее распоряжении, и это будет сдерживать тебя, пока ее проекты не развернутся настолько, что их уже станет невозможно остановить. Да и военные не позволят тебе обратиться к широкой аудитории. Именно это ей и нужно. Она это и получит. Однако есть пределы ее возможностям — и потому все мы улетаем. В конце концов.

Долгое, долгое время Джордан молчал, затем поднял рюмку, отпил и поставил обратно.

Время шло, а он по-прежнему сидел молча.

— Я ни за что, ни за что не должен был брать Гранта, — произнес, наконец, Джордан, — если

речь идет об отношениях с Ари. Я знал, что это произойдет. Черт побери, уже тогда я знал, что так и будет. Никогда, никогда не принимай одолжения от своих врагов.

— Тогда было слишком поздно, не так ли? — успокоил его Джастин. Прямота отца поразила его, слезы подступили к горлу, он разозлился. — Господи, но что мы могли сделать?

— Ты уверен, что с ним все в порядке?

— У меня не хватило духа попытаться выяснить. Я думаю, что Ари дала бы мне понять, если бы она что-нибудь знала. Я все устроил. Если по номеру, который я ему дал, никто сразу не ответит, у Крюгеров он будет в безопасности и, пока это не произойдет.

— Номер Мерильда?

Джастин кивнул.

— Господи, — Джордан откинул волосы назад и с отчаянием взглянул на него. — Сынок, Мерильд не справится с полицией.

— Ты всегда говорил — если что-нибудь произойдет… И ты всегда говорил, что он — друг Крюгеров. И Ари не собирается обращаться в полицию. Или предпринимать что-либо самостоятельно. Она сама сказала это. Все концы — у меня. Я думаю, что действительно все.

— Ты гораздо более уверен в себе, чем следовало бы, — резко возразил Джордан. — Мы точно не знаем, где находится Грант, у дверей Крюгеров уже может стоять полиция, Мерильда может не оказаться на месте — он ведь практикует по всему континенту.

— Ну, не мог же я звонить заранее, не так ли?

Лицо Джордана было красным. Он отпил еще вина, при этом в рюмке значительно поубавилось.

— Мерильд — адвокат. Он вынужден соблюдать этику.

— Но у него тоже есть друзья. Не так ли? Много друзей.

— Ему это не понравится.

— Но это так же, как если бы я сам обратился к нему, так? — внезапно он перешел в защиту, продолжал сражаться, отступая. — Грант ничем не отличается от меня. Мерильд знает это, так ведь? Где же этика, если выдать Гранта полиции?

— За тебя было бы гораздо легче нести ответственность. Если бы ты сообразил отправиться вместе с ним, ради Бога…

— Но он не наш! Он принадлежит лаборатории! Мое присутствие не сделало бы ситуацию законной.

— Но перед законом ты — несовершеннолетний, и существовали бы смягчающие обстоятельства — и ты выбрался бы отсюда…

— А они подали бы в суд, и понавешали бы Бог знает каких обвинений. Ведь так?

Джордан глубоко вздохнул и взглянул из-под бровей.

Он хотел, он отчаянно хотел, чтобы Джордан сказал «нет», что это неверно, что он что-то упустил. Тогда все становилось возможным.

Однако:

— Да, — тихо сказал Джордан, обращая в прах его надежды.

— Так что договорились, — сказал Джастин. — Не так ли? И тебе не надо ничего предпринимать, разве что соглашение окажется нарушенным. Я могу обратиться к тебе, если со стороны Ари возникнут неприятности. Можно?

— Как в тот раз? — возразил Джордан.

— Успешнее. Я обещаю тебе. Я обещаю. Хорошо?

Джордан надкусил свой бутерброд, оставляя вопрос без внимания. Ничего хорошего не было. Джастин знал это. Но так уж сложилось.

— Тебе не придется оставаться здесь до конца, когда я переведусь, — пообещал Джордан. — Я что-нибудь предприму.

— Только не уступай ни в чем.

— Я и так не уступлю ни в чем. Ари вовсе не побеждена. Тебе это следует лучше понять. Она не соблюдает приличий дольше, чем считает нужным. Доказательство — Грант. Поверь мне, сынок, она вполне способна перегрызть горло врагу, и хорошо бы, чтобы ты имел это в виду, когда тебе в следующий раз захочется поблефовать. И о тебе, и обо

мне, и о ком бы то ни было она думает не более, чем об образцах в ее лабораториях, не более, чем о бедном девятилетнем эйзи здесь, на территории, у которого она стерла память и отправила на тяжелые работы, потому что он не получился, а ей, о Господи, ей понадобилось место! Или сложные случаи, в которых она не захотела разбираться, она даже не предлагала их моим сотрудникам, она и не собиралась повторно использовать этот генотип и в прошлом месяце запросто списала троих здоровых эйзи, объявив их помехой, потому что она не хотела тратить на них время, эксперимент с ними был закончен, а это все, что ей было нужно. Я не могу доказать это, так как у меня нет данных, но я знаю, что такое произошло. Вот с кем ты играешь в игры. Любая жизнь для нее ничто, лишь Бог может помочь ее лабораторным образцам, и ей наплевать на общественное мнение — вот до чего она дошла; она настолько ушла вперед, что никто не разберет ее записей, она ответственна только перед законом Союза, да и тот она держит в своем кармане — ей наплевать на все, и все мы у нее под микроскопом. — Джордан оттолкнул тарелку и с минуту смотрел на нее прежде, чем поднял глаза. — Сынок, не верь, что существует что-то, перед чем бы она остановилась. Такого не существует.

Он слушал. Он слушал очень внимательно. И слышал, как Ари говорит о несчастных случаях, которые так легко устроить в Резьюн.

Его часы показывали 20:30, когда он выключил душ, а затем решил включить снова… потому, что абсолютная тишина и пустота в квартире угнетали его.

Он был наполовину доволен, что не придется провести ночь здесь наедине с тишиной пустой комнаты Гранта, доволен так, как иной раз прикусывают губу, чтобы меньше болел размозженный палец. Потеря Гранта причиняла более сильное страдание, чем могло нанести что-нибудь другое, и то, что Ари не давала ему покоя, считал он, даже действовало успокаивающе по отношению к другой боли, которую она ему причинила.

Проклятая сука, подумал он, и его глаза горели от оскорблений в ее адрес, которым не давал выхода. Мысли о Гранте выбивали его из колеи, от всех этих неприятностей с Грантом его руки так сильно дрожали, что он не справился с колпачком аэрозольного баллончика и внезапно вырвавшейся брызжущей струей залил зеркальную нишу умывальника, в которой находилась раковина. Это взбесило его. Все, как нарочно, раздражало его без всякой причины, и он с особой аккуратностью поставил флакончик на место и сбрил с лица лишнюю скудную растительность. Как подготовка тела к погребению, подумал он. Каждый в Резьюн высказывался по поводу его будущего, каждый бился об заклад о его судьбе, даже его отец, который не спрашивал своего сына, хочет ли он вырасти с родительским индексом к своему имени и знать каждую морщину, которой предстояло появиться к сорока годам, нет, благодаря Господу, неплохой тип лица, но и не оригинальный — лицо, всего лишь копия отца — и врагов; и Ари, первый раз загнавшей его в угол в лабораторном складе.

Тогда он не знал, что делать; и с тех пор он тысячу раз пожелал, чтобы он схватил ее тогда и устроил бы ей такое, чего она, очевидно, не ожидала от семнадцатилетнего юнца по отношению к женщине более чем вдвое старшей, чем могла бы быть его бабушка. Но он замер и начал бормотать что-то идиотское о том, что должен идти, что у него встреча, получила ли она отчет, который он занес мимоходом, относительно проекта, номер которого он так и не смог вспомнить.

Его лицо вспыхивало всякий раз, когда он вспоминал об этом. Он выскочил за дверь так быстро, что забыл папку и отчеты, и ему пришлось переписывать их заново, лишь бы не возвращаться за ними. Он направлялся на эту назначенную Ари встречу, это проклятое неотвратимое свидание со старательно культивируемым ощущением, что ему удастся, возможно, частично вернуть самоуважение, если теперь он все разыграет правильно.