Подводный саркофаг, или История никелированной совы
Шрифт:
Он обитал теперь в подмосковных Люберцах, в старом довоенном бараке с гнилыми полами и протекающим потолком. Барак представлял собой низкое одноэтажное строение и являлся одной большой коммунальной квартирой, в которой на двадцать две комнаты приходилось два туалета и две ванны. Сосед Силуянова за стеной - сорокалетний алкоголик Женя Кирьяков, - почему-то считал отставного майора бывшим ментом, и, когда бывал пьян, грозился зарезать. В коридоре, прямо за силуяновской дверью, ночевали бомжи. В подвале обосновался нелегальный цех по производству пельменей и оттуда постоянно неслась вонь. Дверь Антона Борисовича много раз взламывали, унося из комнаты всё, что можно было унести. Уволокли даже
Большую часть пенсии он тратил на выпивку. Иногда напивался до того, что не мог найти дорогу домой. Как-то зимой, вернувшись после трёхдневной отлучки, вызванной беспробудным пьянством, он застал у себя в комнате компанию бродяг. Они ни в какую не хотели уходить, и Силуянову волей-неволей пришлось идти заявлять на них в милицию.
Дежурный капитан, сидевший за перегородкой, хмуро оглядел его. Не успел Силуянов открыть рот, как он грубо потребовал документы.
– У меня всё украли, паспорт вытащили, пенсионную книжку...
– с тоской заговорил бывший гебист.
Дежурный, морщась от исходившего от него запаха сивухи, показал на дальнюю скамейку.
– Сядь пока там.
– Я майор запаса, работал в комитете государственной безопасности...
– блеял Силуянов.
– Ну всё, хватит, - перебил его страж порядка, - сейчас разберёмся!
Пока он набирал номер справочной службы и ждал данных на Силуянова, в дежурке появился ещё один милиционер.
– Так это вроде он сумку у женщины вырвал!
– Пришедший уставился на отставного майора.
– Да вы что!
– возмутился Силуянов.
– Был сегодня на рынке? У магазина телевизоров?
– В гробу я видел ваши телевизоры!
– повысил голос Антон Борисович и тут же получил от милиционера увесистый тычок коленом в пах.
– Не груби, - сказал милиционер.
– Тебя русским языком спрашивают: был сегодня на рынке?
– Не был, гражданин начальник, - прохрипел согнувшийся в три погибели Силуянов.
– Вот так-то лучше. Учить вас, недоносков, надо вежливости... А щас туда ступай!
Он затолкал Силуянова в железную клетку и запер за ним дверь. Всю ночь и добрую половину следующего дня бывший гебист просидел в обществе пьяниц, карманников и проституток. Наконец явилась женщина, у которой на рынке вырвали сумку.
– Да не он это, - сказала она, когда ей предъявили Силуянова.
– Я же вам сто раз говорила, он был молодой, кавказец с виду!
Сержант отпер клетку и выпустил Силуянова. Тот снова к дежурному:
– Так как быть, товарищ капитан? Бомжи совсем совесть потеряли, в чужие комнаты врываются...
Дежурный связался с патрульными.
– Скворцов, - сказал в микрофон.
– Сейчас съездишь с человеком. Посмотри, что там у него.
Явившись к себе в комнату с блюстителями порядка, Силуянов застал там пожар. Пьяный Кирьяков и гастарбайтеры из пельменного цеха суетились, заливая огонь. Матрац сгорел, тулуп сгорел. Бродяг и след простыл.
Денег на ремонт у майора не было. Он так и остался жить в комнате с обгоревшим полом и покоробленными стенами.
Долгими ночами, лёжа на рваных телогрейках, он слушал транзистор. Бывший гебист радовался, когда узнавал о скандалах и воровстве в "верхах", и шептал про себя, что "дерьмократы" долго не продержатся. Ещё немного - и страна рухнет, начнутся голод и гражданская война. Всё чаще он болел. Лечился в основном водкой. Иногда по целым дням не выходил из комнаты.
Глава 7
В конце лета, в один из своих редких наездов в Москву, Силуянов оказался у пивного ларька на Волгоградском проспекте, рядом с домом, в котором он много лет прожил с Оксаной в роскошной трехкомнатной квартире.
Его тянуло в эти места. За годы "рыночной экономики" здесь многое изменилось, всё было завешано рекламными стендами, появились банки, новые магазины, какие-то коммерческие учреждения, на углу строилось ультрасовременной архитектуры здание. Но дома и скверы остались теми же самыми, навевая ностальгические воспоминания. Майор купил бутылку пива и уселся на скамейку перед своими окнами.
– Борисыч, какая встреча!
– раздалось совсем рядом.
Он обернулся и с удивлением узнал в приближающемся невысоком седом человеке Вадима Гришухина - давнего сослуживца по госбезопасности.
– Сколько лет не виделись!
– Гришухин улыбался, широко разводя руками.
– Двенадцать, а то и больше, да?
– Да, двенадцать лет, - кивнул Силуянов.
– По-прежнему живёшь здесь?
– А где же ещё. Вот, вышел из дому за сигаретами...
– А я в Люберцах.
– Я только когда пригляделся, понял, что это ты, - сказал Гришухин.
– А ты ещё ничего, держишься...
Вадиму, как видно, спешить было некуда, он устроился рядом с Силуяновым на скамейке и начал рассказывать о своей жене, детях и работе на консервном заводе. На его вопрос об Оксане майор соврал, что она умерла, и в дальнейшем старался уклоняться от разговоров про свою нынешнюю жизнь. Зато когда Гришухин завёл разговор о годах их совместной службы, он прослезился. Силуянову, давно расставшемуся со всеми своими друзьями, было лестно, что о нём ещё кто-то помнит.
– Не ценят таких, как мы, - болтал Вадим, - а ведь мы ещё о-го-го! Силёнки-то ещё есть!
Вспомнив, что Гришухин старше его на восемь лет, Силуянов едва не задохнулся от зависти. Тот выглядел как огурчик, у него даже передние зубы сохранились. Искоса разглядывая приятеля, его чистую одежду и здоровое улыбающееся лицо, он испытывал к нему неприязнь, как и ко всем, кто жил хоть немного лучше него.
– Да, да, - кивал он, растягивая губы в натужной улыбке.
– Не ценят нас, это ты прав...
Гришухин дал ему свой телефон и уговорил зайти к нему завтра "на блины".
"Если бы не дерьмократы, если бы не этот чёртов Лигасов, не "Властилина" воровская, я бы до сих пор жил в удобной квартире, в тепле и семейном уюте, - угрюмо размышлял Силуянов, возвращаясь на электричке домой.
– Ну почему везёт только таким мудакам, как Гришухин?"