Подводный саркофаг, или История никелированной совы
Шрифт:
Это последнее обстоятельство особенно заинтересовало моряков.
– Неужели и пупок был виден?
– Представьте себе, - отвечал не склонный к фантазиям Боборенков и осуждающе качал головой.
– В кальсонах, да ещё с открытым пупком, она как голая была. Вот стыдобища-то! Ни стыда, ни совести!
– Небось, приехали сюда для этого дела...
– подмигивая, сказал Гриша Астахов, и сделал жест, ясно показывающий, для какого именно дела приехали незнакомцы.
– Дурак ты, - буркнул Боборенков.
– Больно надо плыть на край света, чтобы тут заниматься
– А для чего ж тогда, Васильич?
– А вот не для этого, - повторил мичман, и, видя, что от него всё-таки ждут ответа, прибавил с важным видом: - Ничего, начальство разберётся.
– Может, нас засекли?
– встревожился пожилой матрос Лишенин, только что сменившийся с дежурства в ракетной рубке.
– Если бы засекли, то здесь были бы не эти с бабой, а целая дивизия морской пехоты!
– возразил одноногий Андрианов.
После давней, памятной всем схватки со спрутом он уже приспособился к деревянному протезу, который для него выточил судовой столяр, и ходил на нём уверенно, часто без палки.
– Молодая баба в кальсонах, с открытым пупком...
– мечтательно повторял Астахов.
Услышав о появлении незваных гостей, Родионов первым делом приказал опустить субмарину на дно. Неизвестным, прибывшим на остров, могло взбрести в голову подняться на его вершину и заглянуть в кратер. Также он распорядился установить постоянное наблюдение за яхтой и палаткой. Водолазы, сменяя друг друга, начали курсировать у острова, иногда всплывая на поверхность, чтобы проследить за действиями пришельцев на суше.
Те бродили по склонам, как будто что-то выискивая, и постепенно поднимались всё выше, пока не достигли вершины. Как и следовало ожидать, они заглянули в жерло. Субмарина лежала на дне без движения, все её огни были погашены. Полазав у вершины, незнакомцы вернулись к палатке. Покидать остров они вроде бы пока не думали.
Матросы с большим энтузиазмом вызывались идти на разведку. В основном всех привлекала молодая женщина с открытым пупком. Офицеры брали с собой бинокли, чтобы, вынырнув из воды, понаблюдать из-за укрытия за длинноногой загорелой американкой.
По мере того, как шли дни, капитан становился всё озабоченнее. А тут ещё вспыхнула зелёная лампа. Она загорелась на пульте ясной лунной ночью, когда большинство членов экипажа отдыхало. Дежурство у приёмника нёс старший лейтенант Куприяшин. Он немедленно связался с ракетным отсеком.
– Внимание! Готовность номер один! Ракеты к бою!
Тишину на подлодке разорвал тревожный вой сирены. Каюта Родионова находилась рядом с рубкой связи. На ходу надевая китель, он успел вбежать туда, когда зелёная лампа ещё горела. Куприяшин в сильнейшем волнении стоял, навалившись обеими руками на стол, и не спускал глаз со стрелки хронометра.
Капитан оттёр старлея от стола и сам наклонился к микрофону.
– Ракетный отсек, пуск по моему сигналу!
– заговорил он твёрдым, властным голосом.
Глухо гудели двигатели. Субмарина всплыла на поверхность, раздвинулся люк в борту. Секундная стрелка отсчитала шестьдесят делений и встала. Сейчас
Зелёная лампа погасла, а красная так и не зажглась. Зуммер умолк.
В каюту неслышно вошли Копаев, Одинцов и Потапов и остановились за спиной капитана. Приёмник безмолвствовал. Все были настолько потрясены случившимся, что никто не мог выговорить ни слова, только молча смотрели на пульт.
С момента последней вспышки зелёной лампы минуло без малого двадцать лет. Все эти годы приёмник молчал. Кое-кому из подводников уже стали закрадываться крамольные мысли о том, что на Большой Земле о них попросту забыли. И вот, наконец, лампа вспыхнула.
– Товарищи, - взволнованный капитан оглянулся на вошедших.
– Товарищи, лишним здесь находиться не положено! Попрошу покинуть помещение!
Сам он вышел через полчаса. В коридоре его окружили моряки.
– Нам дают понять, что о нас помнят, нам велят ждать и быть наготове, - сказал капитан.
– Приказ о ядерной атаке может последовать в ближайшие дни, если не часы. От нас сейчас, как никогда, требуется повышенная бдительность. Впрочем, - спохватился он, - повышенная бдительность от нас требуется всегда.
– А тут ещё принесла нелёгкая этих "туристов"...
– проворчал Копаев.
– Вчера они перевезли на берег альпинистское снаряжение, - прибавил Потапов.
– Того и гляди, полезут в кратер.
– Если они спустятся в кратер и доберутся до воды, то мы раскрыты, - сказал Одинцов.
– Они нас наверняка увидят. Мы ведь лежим в нескольких метрах от поверхности. Простой фонарь высветит нас!
– Да, товарищи, ситуация с "туристами" более чем серьёзная, - согласился капитан.
– С ними надо что-то делать, и срочно.
– Ясно - что...
– буркнул Копаев.
– Этот вопрос мы обсудим завтра, - Родионов жестом дал понять, что пора заканчивать разговор.
– Прошу всех офицеров и мичманов, не занятых на вахте, завтра в семь утра собраться в ленинской комнате.
В эту ночь мало кому удалось заснуть. Сигнал из Центра всколыхнул весь экипаж. Об этом старались не говорить, но все были уверены, что где-то там, во внешнем мире, противостояние двух общественно-политических систем достигло наивысшей точки. В ближайшие дни, а может, и часы, следовало ждать ядерного конфликта.
Родионов лежал в своей каюте, уставившись в потолок. За годы могильного молчания Центра он уже стал надеяться, что все двадцать пять лет боевого дежурства пройдут без ракетного залпа и подлодка в положенный срок вернётся на базу. Он очень хотел, чтобы так и было. И вдруг сигнал. Правда, красная лампа так и не зажглась, но хватило и зелёной, чтобы посеять среди экипажа волнение и тревогу. Капитан пытался представить себе, что происходит за пределами острова, в сумбурном, раздираемом противоречиями внешнем мире, но в голову по этому поводу ничего определённого не приходило, и постепенно его мысли переключились на четвёрку иностранцев.