Подземелье Иркаллы
Шрифт:
— Здесь не принято отказываться от платы. Дай им отблагодарить тебя за работу твою и то целебное облегчение, что ты даёшь её мужу. Твой же путь здесь не заканчивается. Полагаю, рано или поздно тебе удастся покинуть Верну. Но далеко ли ты уйдёшь без денег?.. К тому же, ты целитель. Учись ценить труд свой и получать за него достойную плату.
После недолгих уговоров, Акме все же решилась принять деньги, но задумала откладывать их, чтобы перед уходом отдать накопленное Граде в качестве благодарности. И, если удастся, она бы заплатила ей за опекунство Августы, ибо в Кунабулу
«В Кунабуле деньги не понадобятся», — думалось Акме.
— Ступай домой, ты ещё больна, — распорядился Цесперий, когда они покинули второй дом.
— Я бы смогла ещё…
— Нет, не смогла бы. Тебе нужно прочно встать на ноги. Сможешь ли отыскать путь к дому Грады?
— Смогу, — девушка не стала возражать: голова её гудела, тело охватила слабость, дыхание стало тяжёлым. — Цесперий, благодарю тебя за твою…
— Я загляну к тебе сегодня позже, — грубовато перебил её фавн. — Я не принимаю благодарностей от неблагодарных людей.
— На чем основаны твои обвинения? — Акме удивилась.
— Ты могла бы мне все рассказать за годы моих терзаний.
Она остыла, будто на голову ей вылили ведро с холодной водой, отступила от него на шаг, выпрямилась и холодно процедила:
— Нет, Цесперий. Я не науськивала Провидицу. Тебя она посещала по собственной прихоти. Я же не обязана что-либо рассказывать тебе.
— Так ты, все же, имеешь к ней отношение! — с триумфом в голосе воскликнул фавн.
— Боюсь, если ты попытаешься дотронуться до тайн моих, они откусят тебе руку, — последовал ответ.
— Я не боюсь твоих угроз. За моей спиною Мирослав. Что же за твоею?
Акме оскорблено взглянула на него, поняла, что говорил он это полушутя, но предпочла не замечать его взволнованного настроя и ответила:
— Когда-нибудь ты увидишь, что за нею. И если вовремя не отступишь, можешь лишиться жизни.
Фавн спокойно глядел на неё, не говоря ни слова. Акме же отвернулась и отправилась восвояси.
Путь был недолог, но Акме с головою успели накрыть калейдоскопы мыслей. Она думала о том, как объяснит Августе необходимость покинуть Зараколахон без неё; думала о рваной ране несчастного вернца, думала об Аваларе, который, в лесах затерянный, прятался под утёсами лихих скал далеко в неведомых землях, — отныне ей было что поведать Аштариат да Трену; но более всего мысли её занимал Лорен, Гаральд и те дни да расстояния, что отделяли её от брата и остальных.
У просторного дома Грады с нараспашку раскрытой входной дверью было тихо. Дети играли в отдалении, звеня чистыми колокольчиками своих задорных голосов. Огромный рыжий пёс на цепи рядом с домом ожесточённо залаял на Акме. Та улыбнулась ему, поднесла указательный палец к губам, протянула руку с раскрытой ладонью в сторону пса и плавно её опустила, будто смыв гнев сторожа. Пёс замахал хвостом, приподнял уши, повернул голову на бок и с интересом уставился на незнакомку.
— Не хотят, чтобы ты поправилась! — проворчала Града, выбежав Акме навстречу. — Погляди на себя, до чего ты бледна и слаба! Мы сели обедать. Пойдём, я накормлю тебя, а ты расскажешь, у кого вы были и
Августа встретила девушку радостным криком и лицом уткнулась в её живот. За большим дубовым столом посреди комнаты королевой восседала не прибранная после позднего пробуждения Каталина, простоволосая, развязная, и с выражением презрения на несвежем лице поедала ароматный суп.
Акме вымыла руки и села за стол напротив Каталины. Та не поприветствовала девушку ни словом, не справилась о её здоровье и лишь небрежно ей бросила:
— Тебе следует обучить девчонку хорошим манерам, — Августа при этом втянула голову в плечи, будто улитка, пытавшаяся скрыться в своём домике. — Иначе это сделаю я. Плёткой. Негоже кричать, как кошка перед случкой, и топать, словно табун ошалелых кобылиц.
Акме вспыхнула, но сдержанно ответила:
— Боюсь, от вас, сударыня, девочка научится лишь виртуозно ругаться да бегать упомянутой вами кошкой перед случкой.
Града, наливавшая в тарелку Акме супа в дальнем углу, за кашлем скрыла смешок, Каталина смерила девушку убийственным взглядом, побелела от злости и выдохнула:
— Да я могу вышвырнуть тебя из дому! Была бы лучше мне за заботу благодарна!
— Я благодарна, госпожа Каталина, и Граде, и вам, но я не желаю терпеть ваших оскорблений. Я бы ушла с радостью. Но, боюсь, ваш повелитель меня не отпустит. Без мирославского слова я и шагу ступить не могу. Или желаешь, чтобы я под его крыло перебралась?
— Моего места ты не займёшь! — процедила Каталина, негодующе прищурившись.
— Это мой дом, Акме, — тихо заметила Града, подавая на стол полную тарелку. — И тебя отсюда не погонят, пока я жива.
— А кто оплачивает твой дом? — на одной ноте произнесла Каталина, царственно выпрямившись.
— Пенсия моего покойного супруга, мои доходы со швейной мастерской и твоя разнузданность.
Каталина в негодовании отшвырнула ложку, подскочила и, шурша домашним платьем, скрылась в своей спальне.
— До чего вздорная девчонка! — буркнула Града. — Прости её, она не ведает, что говорит.
— Мне не за что её прощать, — улыбнулась Акме, гладя бросившуюся к ней Августу по волосам. — Вы поставили меня на ноги, у меня есть крыша над головою. Я лишь с нетерпением жду, когда смогу заплатить вам за это.
Града начала возмущённо ворчать по поводу того, что деньги ей не нужны, и ворчала до тех пор, пока Акме не помогла ей убрать со стола и не отправилась отдохнуть. Августа залезла к ней на кровать, распустила её косу и начала гребнем расчёсывать её рассыпавшиеся по исхудалым плечам волосы.
В дверь вежливо постучали.
— Войдите, — отозвалась Акме.
Слегка нагнувшись, Сатаро, на этот раз в белой рубахе, вошёл в комнату.
— Сатаро! — взвизгнула Августа, подбежала к нему и обняла его ноги.
— Я слышал, ты целительствовала вместе с Цесперием, — сказал он, поглаживая Августу по голове и усаживаясь рядом с её кроватью.
— А что делал ты?
— Фехтовал под присмотром Мирослава и все ждал, когда они отпустят меня навестить тебя.
— Фехтовал? — удивилась девушка.