Подземелье Иркаллы
Шрифт:
И тут она увидела Августу.
Девочка потерянно брела меж трупов, растерянно озираясь, спотыкаясь, своими бледными ручками обхватывая плечи. Зовущий, плачущий взгляд ребёнка словно хлыстом ударил Акме по щеке, и та, вздрогнув, очнулась. Земля дымилась, повсюду валялись разрезанные коцитцы, в руках ее, покрытых чужою кровью, дрожал кинжал.
«Проклята», — мелькнуло в голове.
Акме, не приходя в себя, со светящимися устрашающей лазурью глазами подбежала к Августе и прижала её к груди.
— Господь прислал мне тебя, чтобы ты спасла меня? — воскликнула Августа, невинным
— Господь не подсылает убийц, — резко воскликнул Сатаро.
Он схватил девочку на руки, стиснул локоть Акме, и все трое исчезли во тьме леса.
Глава 2. Обезглавленная тень
Акме бежала, спотыкалась и морщилась от боли во всём теле, еле двигалась, но не могла остановиться и отдохнуть: возможно, за ними велась погоня. В могучих руках своих Сатаро нёс Августу.
— Что это за люди?! — воскликнула Акме.
— Саардцы.
— Это же твои земляки. Почему мы бежим от них?
— Они видели твой огонь, — отвечал Сатаро. — И обязательно захотят его себе.
— Они не смогут им владеть.
— Огнём нет, тобой — да. Саардцы умеют убеждать. Если ты им откажешь, они запытают тебя до смерти.
Кровь, все ещё бурлящая и жгучая, сильно давила изнутри. Но бешенство разрывало Акме, и с ним было трудно справиться. Сильно болели бока, глаза, руки и ноги. Всё жгло. Она всё-таки остановилась, опустилась на землю, тяжело дыша, чувствуя, как оцепенение, обволакивающее, губительное, нисходит на неё, в памяти уничтожая всё, что было до Коцита. Отныне её преследовали лишь обезображенные лица узников.
— Жива? — спросил Сатаро, удерживая рвущуюся к ней девочку.
Акме отстранённо кивнула.
— Можешь идти?
Акме вновь кивнула.
— Тогда вставай и пошли. Нечего разлёживаться.
Она даже не спросила, куда они шли. Ей стало безразлично. Хотелось идти, бесконечно долго, лишь бы спастись от преследовавших её коцитских теней, заливших кровью все алтари. Узник Кура, обезглавленный одним из последних до появления саардцев, брёл рядом с нею и тихо спрашивал:
— Ты не видела мою голову?..
Акме отрицательно замотала головою, дико уставившись на его тень.
Из Кура они выбрались до рассвета, выбирая, как казалось Акме, самые извилистые и непроходимые тропы. Сатаро не разрешал останавливаться или садиться, подстёгивал резко и грубо. У Акме всё сильнее болели рёбра, по которым били коцитцы.
— Сколько тебе лет? — спросил Сатаро не задолго до рассвета, несмотря в её сторону.
— Восемнадцать, — глухо отозвалась Акме.
— Почему муж твой не пришёл спасти тебя? — спросил он.
— У меня нет мужа.
— Жених?
— У меня нет жениха…
Вспомнился Гаральд Алистер, но сквозь ледяной туман она не почувствовала ничего, кроме непробиваемого оцепенения. Есть только брат. Но ни брат, ни возлюбленный не пришли, чтобы вытащить её из этой преисподней. Она осталась с ошалелой жестокостью один на один.
На лес пролились тусклые лучи туманного рассвета. Холод ночи не чувствовался
Августа в своей тонкой грязной рубахе с голыми ногами прыгала и бегала, пытаясь согреться. Акме же в лёгкой порванной тунике чувствовала лишь тошноту, резкую боль в голове и рёбрах. Со вчерашнего дня во рту не было ни росинки, кроме яблока, а воду её заменила солёная кровь, но ни голод, ни жажда не тревожили её. На задворках сознания она изумлялась, ибо в ней все ещё оставались силы, которые позволяли ей идти.
Она вдруг забыла, куда и зачем бредёт, забыла о Лорене, Гаральде и остальных. Ей стало безразлично, что сделается с нею, и сколь далеко от былого мира уведёт её судьба. На плечах её повисло бремя, от которого она была не в силах избавиться. Бремя памяти о той глубине человеческих страданий и жестокости, что заглушили все остальные мысли.
Молчаливый Сатаро говорил лишь о том, что им нельзя останавливаться на привал, когда они покинут лес. Он старался не заводить с Акме бесед, и, казалось, ему было плевать на его душевное состояние.
— Целительница, раны твои могут воспалиться, тебе следует избавиться от грязи, — пробормотал Сатаро, скользнув взглядом по её длинному порезу на щеке, разбитым губам да ранам на лбу и ногах.
Акме лишь безучастно кивнула, не останавливаясь. Это едва ли волновало её.
Лес расступился перед ними через несколько часов после рассвета. Открывшиеся изумрудные просторы бескрайним океаном обхватывали все пространство вплоть до горизонта. В летнем мареве виднелись тени далёких гор Эрешкигаль, а за стенами их томилась чёрная пустота.
Сатаро, не спрашивая своих спутниц, хватит ли у них сил на переход, направился туда, где могучей грядою вздымалась горная цепь.
— Я хочу отдохнуть, — прошептала Акме, едва державшаяся на ногах.
— Мы не можем оставаться ни в этом лесу, ни в открытом поле, — коротко бросил он, взяв на руки Августу.
— Я не пойду.
— Хорошо, оставайся тут, — хмыкнул Сатаро. — Дикое зверьё полакомится тобою всласть. Ну или те огромные твари.
Акме лишь, опустив голову, покорно поплелась следом. Раньше она бы топнула ногою, возмутилась, потребовала бы отдыха и выяснила их дальнейшие планы на месте, но интерес к происходящему был уничтожен, она будто не являлась более участницей своей судьбы, а наблюдала за нею со стороны, не зная ни мыслей своих, ни чувств, ни истинных физических потребностей, кроме вечной усталости и боли в рёбрах и голове.
Часам к трём они добрались до маленького леса недалеко от подножия гор. Остановившись за бугром в широкой неглубокой яме, Акме и Августа тяжело опустились на землю. Внимательно осмотрев меч и кинжал, что успел забрать Сатаро у коцитцев перед побегом, он подошёл к Акме и коснулся её щеки, чтобы посмотреть порез. Та среагировала немедленно. Она схватила Сатаро за запястье, царапнув его, и хлестнув по лицу мужчины бешеным взглядом.
— Никак очнулась! — хмыкнул он. — Я лишь хотел посмотреть, не гноится ли.