Подземное время

де Виган Дельфин

Там, с той стороны, движение не прекращается, составы следуют один за другим в обычном ритме. Не стоит искать этому объяснения. Люди, едущие в противоположном направлении, садятся в поезд. Они-то приедут на работу вовремя.

Наконец до Матильды доносится шум. Он приближается слева и становится все более отчетливым. Лица поворачиваются, напряженные, нетерпеливые: вот и он! Теперь надо глубоко вдохнуть, поплотнее прижать к себе сумку и убедиться, что она хорошо застегнута. Поезд тормозит, останавливается, замирает. Его распирает, он извергает из себя поток; кто-то кричит: «Дайте же пройти!». Толкотня, давка. Это война, здесь каждый за

себя. Вдруг становится вопросом жизни и смерти: сесть на поезд, не остаться дожидаться следующего, который то ли будет, то ли нет, не допустить риска еще больше опоздать на работу. «Да дайте пройти, черт вас возьми!». Толпа неохотно расступается; теперь главное – не упустить из поля зрения двери в вагон, держаться в первых рядах, не дать потоку смести себя, твердо стоять в стороне, но поближе к входу. Внезапно орда устремляется вперед, оставив Матильду позади. Она не успевает. Вагон заполнен до последнего квадратного сантиметра. И все же Матильда знает: она еще может войти, надо только постараться. Надо протянуть руку, вцепиться в центральный поручень, игнорируя возгласы протеста, и подтянуться. Изо всех сил втянуть свое тело внутрь. Толпа потеснится. Перед лицом такой решимости ей придется смириться.

Звучит сигнал закрытия дверей. Матильда почти внутри – осталось только втянуть правую руку. Двери закрываются рывками, не обращая внимания на стенания и жалобы.

Матильда отвоевывает еще четыре сантиметра для своей левой ноги; делает последний рывок; она внутри.

На станции женский голос объявляет, что на 9-ой линии возобновлен обычный график движения.

Все есть вопрос времени.

На следующих станциях Матильда проталкивается глубже в вагон, выигрывает несколько дополнительных сантиметров, держится крепко, чтобы не дать себя вынести наружу.

Нельзя расслабляться.

Воздух в вагоне спертый, люди утрамбованы в однородную массу, плотную и едва дышащую. Раздаются отдельные реплики, но в основном все терпят молча, задрав подбородок к открытым окнам и нашаривая руками опору.

Отличное начало для 20 мая, думает Матильда: сперва жалкая и бессмысленная борьба в лихорадке утреннего часа пик, а теперь целых девять станций держаться изо всех сил, задыхаться, искать глоток воздуха, стоя среди людей, которые за год расходуют не больше полутора кусков мыла.

Внезапно одна из пассажирок начинает кричать, тонко и протяжно: не вопль, не хрип, а скорее стон. Женщина стоит, ухватившись за центральный поручень, зажатая между чьей-то пышной грудью и каким-то рюкзаком. Ее крик становится невыносимым. Люди оборачиваются на нее, разглядывают, обмениваются друг с другом озадаченными взглядами. Женщина ищет глазами кого-нибудь, кто мог бы ей помочь. Матильда не без труда высвобождает одну руку и кладет ее на плечо женщине. Их взгляды встречаются. Матильда ободряюще улыбается.

Женщина больше не стонет, лишь тяжело дышит; ее лицо искажено страхом.

— Вам плохо?

Задав вопрос, Матильда тут же понимает, насколько он бессмысленный. Женщина не отвечает. Она прилагает нечеловеческие усилия, чтобы не кричать, ей все труднее дышать, и вот она опять стонет, а затем и вовсе кричит. Раздаются голоса, сначала тихо, потом громче, нечего было садиться на поезд после технической аварии, если у тебя клаустрофобия, дайте ей выйти, ах нет, ради всего святого, не нажимайте стоп-кран, мы и так опаздываем.

Женщина есть досадная помеха, человеческая авария, способная нарушить график движения.

Рука Матильды по-прежнему лежит на плече женщины, а та

пытается улыбнуться.

— Я выйду с вами на следующей станции. Осталось совсем немного, поезд уже замедляет ход, чувствуете?

Вагон останавливается, двери открываются. Матильда продвигается впереди женщины, чтобы освободить ей дорогу, в сторонку, пожалуйста, позвольте пройти; она тянет женщину за рукав.

На платформе Матильда ищет взглядом название станции. Под табличкой с надписью «Шаронн» она усаживает свою подопечную. Женщина выглядит более спокойной; Матильда спрашивает, не принести ли ей воды или чего-нибудь поесть из автомата по продаже еды и напитков. Женщина снова приходит в волнение, она же опоздает, но она не может, она не может опять сесть на поезд, она только что нашла работу через службу занятости, да, у нее клаустрофобия, но обычно она справляется, вот она и поехала, она думала, что доедет без проблем.

Тут ее дыхание становится прерывистым, она дышит все быстрее, задыхается, ей не хватает воздуха, ее трясет, она бессознательно сцепляет и расцепляет руки.

Матильда зовет на помощь, кто-то спешит к будке дежурного. Мужчина из службы метрополитена в серо-зеленой форме подходит к ним. Он вызывает спасателей. Женщина не может встать, ее тело сведено судорогой, она по-прежнему задыхается.

Они ждут.

Платформа переполнена; работники метрополитена оградили территорию; их уже трое или четверо. Вокруг собирается толпа, люди вытягивают шеи.

Матильде хочется кричать. Она представляет себя на месте этой женщины, они меняются местами, на краткий миг они становятся одним целым и никем, поглощенные неоновыми огнями, съежившиеся около автомата по продаже сладостей.

Затем Матильда оглядывается вокруг. И думает, что все эти люди, без исключения, однажды тоже будут сидеть здесь, или где-нибудь еще, не в состоянии двинуться с места. В день крушения.

Глава 10

Он спустился в метро. От спасателей на базу поступил вызов: тетанический криз на станции «Шаронн». Сами они загружены до предела из-за большой аварии, произошедшей на их участке. Роза передала вызов всем постам, Тибо находился в нескольких кварталах, и он его принял.

Женщина на перроне, лет тридцати, в состоянии гипервентиляции. Когда Тибо прибыл, она уже начала успокаиваться. Люди сгрудились вокруг нее, смотрели с любопытством, вставали на цыпочки. Толпа не желала упустить зрелища. Тибо и дежурный по станции вдвоем проводили женщину в служебное помещение, где Тибо дал ей успокоительное. Женщина задышала нормально, ее руки расцепились. Задерживаться Тибо не мог: его припаркованная машина перекрывала выезд другим авто. Дежурный заверил его, что проводит женщину до такси, как только она полностью придет в себя.

На светофоре Тибо оглядывается вокруг. Эти люди, которые спешат куда-то, толпой вываливаются из метро, перебегают дорогу, стоят в очереди перед автоматами по продаже билетов, курят у подножия зданий или у входа в кафе. Эти люди, которых невозможно сосчитать, подхваченные потоком и скоростью, не подозревающие, что за ними наблюдают, видные издалека, сразу из-за поворота, бесконечное количество неповторимых индивидуальностей, в целом недоступное для его понимания. Сквозь лобовое стекло Тибо разглядывает женщин, их легкие наряды, которые они только начали носить, воздушные платья, короткие юбки, тонкие чулки. А порой и вовсе голые ноги. Их манеру держать сумку, за ручки или через плечо, их манеру идти, не замечая никого вокруг, или с рассеянным взглядом ждать автобус.