Поединок на атолле
Шрифт:
– Этого кота мы захватили вместе с коком. Матросы из черных считают его чем-то вроде кошачьего бога, а мне так и хочется взять его за хвост и списать за борт. Не люблю я кошек, каждый раз проклятые перебегают дорогу. Скажешь, предрассудок, суеверие. Брось, братец, нести ерунду, я знаю тысячу случаев, когда кошки накликали смерть, пожар, взрывы, удары ножом, списанье за борт и еще черт знает какие каверзы на голову вполне стоящих людей. Ты тоже, я смотрю, кошатник? Или, может, договоримся? – Он подмигнул и показал глазами за борт.
– А?
В это время почему-то кот вернулся и, перебежав
– Видал? – Розовый Ганс попятился, посмотрел по сторонам.- Не есть мне сосисок и не пить пива, если этот подлец не слышал нашего разговора!
Немец разразился страшными проклятиями по адресу всех котов и кошек на свете и их хозяев. Если бы он знал, что на этот раз примета и впрямь может сбыться, и очень скоро!
– Надо подождать, пока следы остынут и их сдует ветром,- совершенно серьезно сказал Розовый Ганс.- Запомни это. Я так всегда делаю, может, поэтому все и обходится для меня. Ха-ха.
Я заглянул в двери. Половину камбуза занимала плита, заставленная шипящими сковородами и булькающими кастрюлями. По стенам сверкала медью и никелем кухонная утварь. Да здесь, пожалуй, сверкало все, начиная от стен и кончая коком. Очень толстый, в белых трусах, он стоял к нам спиной и вертел над головой пучок тонких и белых веревок. Раскрутив его, кок неожиданно хлестнул им себя по спине с оттяжкой. Раз, другой… Встряхнул пучок, повертел его перед собой так быстро, что веревки образовали японский фонарь. Потом принялся раскатывать этот пучок на столе, посыпанном мукой, и снова крутить и хлестать по спине.
Розовый Ганс сказал с оттенком уважения:
– Как лапшу делает, собака! Я нигде не ел такой лапши. Метров по двадцать длиной. Нашел конец в чашке и втягивай, как змею! К лапше он подает какой-то дьявольский соус. Проглотишь – и пожар в брюхе. Неплохо будет, если принесешь мне две порции.- Он скорчил гримасу, заменяющую ему теперь улыбку.
Кок будто не замечал нас. Покончив с лапшой, он раскрыл одну из кипящих кастрюль, быстро обмакнул в кипяток палец, сунул его в рот, задумчиво почмокал губами, снял с полки банку и бросил в суп пригоршню соли. Приподнял крышку у другой кастрюли, понюхал ароматный пар и закрыл. Он открывал и закрывал еще несколько кастрюль, заглядывал в духовку.
– Мне можно уже шагать через проклятые кошачьи следы,- сказал Розовый Ганс, подмигнул и «храбро» направился к боцману, который поманил его к себе пальцем.
Я тоже довольно решительно перешагнул порог камбуза: все-таки отсюда до машинного отделения было не так уж далеко. На очень чистой палубе, между плитой и столом, я заметил луковую шелуху и несколько зерен риса.
Я взял веник с длинной бамбуковой ручкой и стал подметать палубу. Только тогда кок улыбнулся. У него было добродушное, очень усталое лицо. Неожиданно кок сказал по-русски:
– Тебе молодеца! Я на тебя давно посмотри. Когда ты была на берегу, капитан сказал, что ты русская человека. Потом ты здесь был, когда У Син контрами. Тебе тогда хорошо кричал. Я понимай, его хотела тебя тоже контрами. Ты ему прямо сказала, что иво хунхуза. Очень хорошо говорила! Потом я думал, ты совсем убежала. Сегодня посмотри – тебя опять везут. Ничего! Всякая штука
Рассказывая и спрашивая, он ни на минуту не забывал плиту, громыхал крышками кастрюль, помешивал в жаровнях. Несколькими ударами ножа превратил жгут из полосок теста в лапшу необыкновенной длины и бросил ее в кипящий котел. Вдруг, спохватившись, стал кормить меня креветками в остром соусе и еще чем-то необыкновенно вкусным и в довершение налил в пиалу крепкого чая.
– Тебе надо много кушай. Когда кушай – силы много.
Уписывая за обе щеки, я думал, как предупредить кока о взрыве. Не верилось, что он может предать. Но опыт научил меня, что нельзя раскрывать душу перед первым встречным. Я решил посоветоваться с Жаком. Было странно, что эти два человека, так ненавидящие пиратов, не знают друг друга. Мне захотелось немедленно идти разыскать Жака и сказать ему, что я нашел единомышленника, что он с радостью нам поможет в трудную минуту. И этот человек может погибнуть, потому что не знает о мине…
Разнесся медный перезвон рынды. Вахтенный матрос отбил четыре двойных удара, оповестив, что окончилась третья и началась четвертая вахта.
Кок заторопился. Вытащил из стенного шкафа большой черный поднос.
– Надо нести кушать капитана, немножко быстро. Если быстро нету, иво серчай, шибко серчай! Пожалуйста, немножко быстро.
Пятьсот долларов
Я шел на корму с тяжелым подносом, еле передвигая ноги. Мне казалось, что вот-вот ударит взрыв, и я вместе с подносом полечу за борт. Навстречу мне показался Жак с ведром в руке. Проходя мимо, он шепнул:
– Назад, быстро!
Поднос чуть было не выпал из моих ослабевших рук.
Каюта капитана находилась недалеко от машинного отделения. Я спустился по узкому трапу. У дверей каюты стоял часовой с немецким автоматом на груди. Он молча открыл двери. Я очутился в прихожей, освещенной красным светом. Пахло сандаловым деревом и дорогим табаком. Одна полуоткрытая дверь вела в ванную из голубого кафеля, за второй дверью слышались глухие голоса. Я открыл дверь коленом и очутился в ярко освещенной гостиной. За полированным столом из красного дерева, в кожаных креслах сидели капитан «Лолиты», Ласковый Питер и играли в карты.