Поединок с самим собой
Шрифт:
«Ну! Кончай! — взмолился Юлька. — Скажи: все в порядке!».
Но тут кругляш вдруг остановился. И надолго. Врач, прикрыв глаза, внимательно слушал.
Юла засопел еще громче и чаще. Но врач сказал:
— Что у тебя? Одышка?
Юла испуганно мотнул головой:
— Нет, нет…
Этого еще не хватало! Он стал дышать еле слышно.
А врач все не передвигал кругляш. Слушал.
— Да… — наконец сказал он.
И опять Юла вспомнил старичка в Суворовском. Тот тоже сказал «да» и именно вот так же — медленно, с раздумьем.
Юле помнилось все удивительно четко, словно это было вчера.
Но молодой врач не смотрел в потолок. И не барабанил пальцами. Он сказал:
— К сожалению… Должен тебя огорчить. Не могу допустить к занятиям. — Развел руками и повторил: — К сожалению…
Юла молчал.
Его бил мелкий, противный озноб. Будто вдруг голого вывели на мороз.
— Простите, — сказал Григорий Денисович. — Да, мы знаем: у Юлия — остатки миокардита. Давнего, еще с блокады. Но в последний год мальчик усердно занимался спортом. И чувствует себя значительно лучше…
— Это мне неизвестно, — перебил врач. — И я не могу взять на себя такую ответственность…
— Но я ведь тоже не враг мальчику. Поверьте мне. Я наблюдаю за ним уже больше года. Он очень окреп…
— Не знаю, — перебил врач. — Повторяю: я не могу взять на себя такую ответственность.
Он встал. Всем своим видом он показывал: говорить больше не о чем.
Юла молчал. Только перевел хмурые глаза с врача на Григория Денисовича.
«Все? Неужели все?».
— Послушайте, доктор, — сказал Григорий Денисович. — Этот мальчик уже долгое время находится под наблюдением в клинике Военно-медицинской академии. Его ведет лично кандидат наук, доцент Верещагина.
Юла в расстройстве только потом сообразил, что доцент Верещагина — это и есть Мария Степановна.
— Что если нам запросить мнение этой клиники?
Врач посмотрел на Григория Денисовича уже сердито.
— Ну что ж, — сказал он. — Пожалуйста. Если такая солидная организация… рекомендует Юлию Богданову заняться спортом… пожалуйста. Тогда я не буду возражать. Только учтите, заключение должно быть письменное, а не какой- нибудь там звонок по телефону. Письменное, с двумя подписями и печатью.
— Чтобы подшить к делу? — чуть усмехнувшись, сказал Григорий Денисович.
— Да. Именно. Подшить к делу. Только сомневаюсь, очень сомневаюсь, что вам дадут подобную бумагу. Никто не захочет ставить свою подпись. Все мы люди…
«Но не все — трусы», — чуть не добавил Григорий Денисович, однако сдержался.
Через несколько дней сам Григорий Денисович отвез врачу заключение Военно-медицинской академии.
Врач посмотрел на него сердито, сказал:
— Храбрецы-удальцы!
И размашисто написал что-то на Юлькиной медкарте.
— Пожалуйста. Только пусть обязательно каждый месяц показывается мне. Поняли? Непременно — раз в месяц.
Глава VII.
На полу был расстелен борцовский ковер. Пухлый. Огромный. Как десятиспальный матрац.
«Как же его втащили сюда? Такой тяжеленный? И как передвигают?».
Юла не знал, что ковер составлен из нескольких матов. Каждый мат — квадратный, два метра в длину, два в ширину. Квадраты эти — войлочные, мягкие, толстые. Их прочно соединяют вместе. А сверху еще обтягивают мягкой байкой. Чтобы не ушибиться, не поцарапаться, когда падаешь.
А падают борцы то и дело. Да еще как падают! Юла видел: один из юношей вдруг резко схватил другого за руку и за голову, да как швырнет через себя!
«Разобьется!» — ахнул Юла.
Ничуть не бывало!
Тот, как кошка, перевернулся в воздухе, сделал какое- то ловкое движение, такое быстрое, что Юла даже не успел заметить, какое именно. И через секунду он уже был на ногах и сам стремительной подножкой сбил противника на пол.
«Ловко!» — усмехнулся Юла.
Но еще более удивил его другой паренек в синем борцовском трико. Он оперся о ковер головой и ногами. И стоял так, прогнувшись дугой.
Юла пригляделся: паренек опирался лбом и ступнями. Туловище его, как полукруглая арка, изгибалось над ковром.
Но главное — на эту живую арку сел сверху другой парень. Прямо на грудь. И не просто сидел, а еще подпрыгивал, всей тяжестью стараясь прижать, придавить «арку» к земле.
Казалось, у паренька в синем трико сейчас хрустнет шея от такого дьявольского напряжения. А кадык у него так вытянулся — прямо страшно смотреть.
— Это называется «мост», — вдруг услышал Юла.
Он оглянулся. Рядом стоял тренер, как всегда, в синих брюках и синей майке. Юла уже знал: зовут его Игнат Васильевич.
— Очень нужная штука, — продолжал тренер. — «Мост» спасает борца в самых трудных положениях.
— Но шея… — пробормотал Юла. — Не сломается?
Игнат Васильевич засмеялся.
— Сперва всем так кажется! Нет, не сломается. Шея у борца — крепкая. Борец специально тренирует ее, чтоб «мост» был несгибаемым, железным.
Юла подумал: «Как здорово названо — «мост»! Точно — живой «мост». Ему даже на миг показалось, что ноги паренька стоят на одном берегу реки, голова — на другом. А под этой живой дугой течет, бурлит вода. Мост крепкий. Можно смело ходить по нему, не провалишься.
В другом углу зала на невысоком деревянном помосте лежала штанга. Четверо мальчишек по очереди вскидывали ее над головой.
«Наверно, тяжелая», — подумал Юла, потому что на обоих концах штанги были навешаны сверкающие металлические тарелки — «блины».