Поединок с самим собой

Раевский Борис Маркович

Юла сел.

— Ты вот когда-нибудь задумывался: сколько ты людям должен? — вдруг спросил Григорий Денисович. — Не думал? А зря! Это очень важный, можно сказать, фундаментальный вопрос. Главный в жизни. — Он замолчал и медленно, словно раздумывая, повторил: — Сколько ты людям должен?

Юла пожал плечами. Сколько он должен? А кто его знает?! Кажется, никому ничего…

— Вот я, например, — продолжал Григорий Денисович. — Я, например, много людям задолжал. Да, очень много…

Понимаешь, жизнь у меня трудно складывалась.

Точнее — вовсе не складывалась. Девяти лет остался я без родителей. Рос без всякого там ухода и присмотра. На улице. Под забором. Как крапива. Четыре раза из детдомов убегал. Меня водворят туда, а я опять… Не знаю уж, то ли детдома мне такие неладные попадались, то ли сам непутевым был.

А вот в пятом детдоме я застрял. Надолго. И знаешь почему? Воспитатель такой встретился. Дмитрий Данилыч. Заядлый футболист. Фанатик. Вот этим-то футболом он меня и купил. Да не меня одного. Всех наших мальчишек. У нас четыре команды футбольных было. Представляешь? В одном детдоме — четыре команды! И какие! Меж собой мы сражались до одури. А когда выставляли сборную детдома — всех подряд побеждали. Вот этому-то Дмитрию Данилычу — первый мой долг. Без него остался бы я бродягой или, того хуже, вором бы заделался. Но есть у меня долги и покрупнее… Григорий Денисович помрачнел, шагнул к столу, показал пальцем: — Видишь?

Юла поглядел. На столе, на толстой квадратной стеклянной пластинке, лежал маленький кусочек металла. Темный, сплющенный, почти бесформенный. Юла давно подметил этот странный ошметок металла на столе, но как-то не задумывался, что это.

— Пуля, — сказал Григорий Денисович. Взял почерневший кусочек металла, подержал, словно взвешивая, на ладони и передал Юле. — Вернее — бывшая пуля, — уточнил Григорий Денисович.

Юла повертел в руке этот вовсе не похожий на пулю искромсанный кусочек.

«Ну и что?» — подумал он.

— Это случилось в Германии, — сказал Григорий Денисович. — Заняли мы один немецкий городок, Мариенбург. Крохотный такой, забавный городишко. Как игрушечный. Дорожки цветными кирпичиками выложены. И домики — разноцветные. С острыми крышами. И смешными флюгерами.

И вот идем по улице, я и несколько солдат из моей роты — я тогда ротой командовал. И вдруг один из солдат, Саид Бобоханов, — хлоп! — меня на панель и сам — на меня. А тут — очередь из автомата. Я лежу, ничего еще не соображаю. А кто-то из наших — раз! — и срезал того фрица. Оказывается, немецкий автоматчик неожиданно выскочил, но Саид подметил. Да, меня прикрыл. А сам…

Григорий Денисович умолк, покрутил в руке пулю.

— А сам? — нетерпеливо подсказал Юла.

— А сам был тяжко ранен. Оперировали Саида. И вот, извлекли, — он снова покрутил в руке корявый кусочек металла. — Через день умер Саид, не приходя в сознание… А врач в санбате вот — на память мне…

Григорий Денисович хмуро замолчал.

И Юла молчал.

—

Этот долг — побольше всех других моих долгов, — медленно произнес Григорий Денисович. И уперся в Юлу тяжелым взглядом. — А как думаешь, долги платить надо?

— Надо, — кивнул Юла. — Только кому? Саид-то погиб.

— Э-эх! Ничего ты не понял! — Григорий Денисович глянул сердито, и скобка у него на щеке опять сжалась и разжалась. — Людям платить надо! Людям! Понял? Всем.

«Всем? И мне тоже?» — подумал Юла. Но не спросил.

— Ну, подрастешь, сам до всего дойдешь, — сказал Григорий Денисович. — А матери передай: никакой я не святой. Просто долги плачу. Так и скажи.

Глава IV. КРАСАВЕЦ ТРЕНЕР

ла с Григорием Денисовичем неторопливо подошли к зданию спортшколы.

Знакомый Юле дом теперь подновили: щербатые выбоины от осколков снарядов замазали, загладили. Но и сейчас они все-таки проступали заплатками на гранитных плитах.

— Пойдемте к директору. Ладно? — попросил Юла.

Григорий Денисович посмотрел на него, смешно прищурил глаз. Он, конечно, понял: Юле очень уж неохота встречаться опять с красавцем — старшим тренером.

Они направились к кабинету, на котором висела табличка: «Директор».

— Ну, не трусь! — улыбнулся Григорий Денисович.

И они вошли.

За столом сидел все тот же мужчина: высокий, загорелый, с могучей грудью и литыми плечами. И все в той же синей фуфайке с круглым воротом. Юла глянул на него, потом на Григория Денисовича, и тот сразу все понял.

— Простите, вы — директор? — спросил Григорий Денисович.

— Нет, я — старший тренер. Но сейчас заменяю директора. Он болен.

Добродушный красавец тренер умолк. Словно приглашал: «Ну, я вас слушаю».

Григорий Денисович быстро глянул на Юлу.

«Ничего не попишешь…».

— Вот этот мальчик, его зовут Юлий Богданов, очень хотел бы заниматься у вас, — сказал Григорий Денисович.

Тренер посмотрел на Юлу.

«Узнает? Или нет? — подумал Юла. — Лучше бы — нет».

Но у старшего тренера память, видимо, была отличная.

— Ты, кажется, уже приходил ко мне, мальчик?

В голосе его звучала доброта, чуть не ласка.

Юла кивнул. Он и вообще был не речист, а сейчас — и подавно.

Григорий Денисович понял: пора!

— Юлий уже был у вас год тому назад. Вы не приняли его, — сказал Григорий Денисович.

— Да, — перебил тренер и вздохнул. — Знаете, мальчишки к нам идут потоками. А мы должны отбирать лишь самых талантливых, самых одаренных.

«Наша, задача — растить достойную смену прославленным советским чемпионам», — неожиданно мелькнуло у Юлы.