Поединок с самим собой
Шрифт:
Венька соскочил с дивана и стал быстро расшагивать по кабинету. Маленький, с узким, бледным личиком, он двигался суетливо, как актеры в старых немых фильмах.
Юла был потрясен.
В самом деле… Так просто! И так логично!
Честно говоря, после поединка с Башней он как-то перестал думать о дальнейших тренировках. Но эта сокрушительная Венькина логика!.. Она вмиг лишила его покоя. Ведь так и в самом деле в конце концов станешь Али-Махмуд- Ханом!
На следующее утро на дворе, когда Григорий Денисович
— А что? Голова у этого хлопчика в полном порядке, — ничуть не удивившись, сказал Григорий Денисович.
— Но ведь, если так… Значит, каждый… Любой может стать силачом?
— Именно. Об этом, между прочим, Максим Горький ког- да-то говорил. В старину издавался такой журнал-«Геркулес». И там на обложке каждого номера крупным шрифтом печатался девиз: «Каждый человек может и должен стать сильным». Вот Горький, читая этот журнал, и сказал: «Очень правильный лозунг!».
Как всегда, зарядку они закончили пробежкой. Шесть кругов по двору.
— Значит, продолжать подтягивания? Так? — спросил Юла, когда они уже поднимались по лестнице.
Григорий Денисович остановился. Постоял у окна, поскреб пальцем переносицу.
— Подтягивания — это, конечно, неплохо. Но, понимаешь, однообразно. Скучно. Надоест в конце концов. Да и развиваются лишь одни и те же мускулы.
Он снова задумался.
— Спортивная школа! — вдруг четко сказал он. — Вот куда твой путь!
Юла усмехнулся.
— Был…
И кратко рассказал о своей прошлогодней попытке. Григорий Денисович слушал сумрачно.
— Сделаем так, — сказал он. — Сходим туда еще раз. Вместе.
Он поднял глаза к потолку.
— Сегодня я не могу. Завтра, к сожалению, тоже. А вот послезавтра днем, сразу после уроков — пойдем. Запомнил? Послезавтра, в четыре часа.
Юла кивнул.
И сразу четко увиделось ему мужественное загорелое лицо старшего тренера. Его литые плечи и грудь, обтянутые синей трикотажной фуфайкой. Его чуть выпуклые черные глаза, крупный орлиный нос.
«Нам надо растить достойную смену нашим прославленным чемпионам…».
«В школу мы отбираем самых одаренных, самых талантливых…».
Да… Снова идти туда? Снова слушать этого красавца тренера? И какой толк? Но Григорий Денисович сказал: пойдем. И Юла решил: попробую. Еще раз…
Вечером он рассказал матери, что на днях пойдет с Григорием Денисовичем в спортивную школу. Рассказал — и пожалел.
— А чего он к тебе привязался, Григорий Денисович этот? — вдруг разъярилась мать. — Что, у него других забот нету? С чужими мальцами по городу шастать?!
Юла уже давно подметил: с матерью так бывало. Вдруг что-то наскочит на нее, и пошла-поехала. Ворчит, фыркает, злится. А чего — не поймешь. Может, на фабрике какие- нибудь неприятности? Или с деньгами туго?
—
— Ну да — святой! — язвительно поддержала мать. — А свои дети есть у него?
— Нет.
— Ах, нет! Так надо этому святому своих заиметь, а не к чужим липнуть. Ну, вот скажи: чего он для тебя пыжится? Из какого-такого интереса?
Этого Юла и сам не знал. И разве обязательно «из интереса»? А просто так — нельзя?
— Он хороший, мам, — повторил Юла и, чтобы кончить разговор, взял мыло, полотенце и ушел на кухню. Будто ему срочно необходимо помыть шею.
Мать всегда ворчала: «Шею чаще мой. Воротники пачкаются, не успеваю стирать». Так что этот прием у него уже был отработан — как надо кончить разговор: «Иду шею мыть».
Глава III.СКОЛЬКО ТЫ ЛЮДЯМ ДОЛЖЕН
Комната у Григория Денисовича большая. Юла и раньше здесь бывал, когда еще бабка Настя жила. Тогда комната казалась маленькой. Вся она была тесно, впритык заставлена всякими полуразвалившимися тумбочками, столами и столиками, шкафами и этажерками. И бабка Настя потихоньку шмыгала меж своими «мебелями», стараясь не задеть за шкаф или за стол.
Теперь вещей в комнате было мало, и стены словно раздвинулись.
Один угол в комнате — целиком Григория Денисовича. Тут на стене ружье висит. Охотничья двустволка. Письменный стол. Стул. Стеллаж с книгами. И все. Да, еще гантели на полу, возле стола.
Вот в этом «мужском» углу они обычно и беседовали. Григорий Денисович уже знал: если Юла в этот угол пробрался и стоит там, возле стола, переминаясь с ноги на ногу, значит, поговорить ему хочется.
Говорили обо всем, о самом разном. Но особенно любил Юла беседовать с Григорием Денисовичем «про жизнь». Не про мелочи какие-нибудь, а вообще про жизнь.
И вот сегодня Юла тоже прошагал к столу. Чуточку поговорили про дельфинов. Какие они умные и как тонущих людей в море спасают.
А потом Юла и говорит:
— А моя мама, между прочим, удивляется: зачем, мол, вы на меня столько времени тратите?
Григорий Денисович нахмурился. И скобка у него на щеке сжалась. Помолчал. Походил по комнате. Сказал:
— Садись.
Юла пожал плечами и остался стоять.
— Садись, садись, — настойчиво повторил Григорий Денисович. — Это разговор непростой. И длинный.