Поединок с самим собой
Шрифт:
Впрочем, пустым оно оставалось недолго. Тут же, на глазах у Юлы, на это место перебрался сзади какой-то широколицый парень в цветастом свитере.
Юла так и не понял: куда же делась Женя? Или все это померещилось ему? И никакой Жени вовсе и не было?
Опустив голову, медленно направился Юла в комнату для участников.
Возле двери на плечо Юле тяжело легла чья-то рука. Юла обернулся. Это был Андрей Рагзай. В серой ворсистой куртке с длинной «молнией» и таких же серых плетеных туфлях он выглядел очень
— Поздравляю! — сказал Андрей. — Желаю и в дальнейшем таких же блистательных побед.
Голос был сухой и странно противоречил смыслу произносимых слов.
Впрочем, Юла не удивился. Он знал: Андрей в своем весе занял третье место. Аполлон плюс Геркулес! — и всего лишь третье место! Для него это, конечно, тяжкий удар.
— И тебе желаю удач! — сказал Юла.
— Где уж нам уж! — усмехнулся Андрей.
Стараясь сохранить улыбку, он кивнул и ушел.
«Незримая дуэль», — вспомнил Юла.
Да, если и впрямь была дуэль, выходит, он, Юла, победил.
И еще одна встреча произошла у дверей раздевалки. Юла вдруг увидел Григория Денисовича! Это было так неожиданно. Только что Юла вспоминал его слова о «незримой дуэли», и вот, на тебе, он сам! Значит, он был в зале?! Наблюдал за схваткой. Почему же вчера не сказал, что придет?
— Не хотел волновать тебя, — словно отвечая на невысказанный вопрос Юлы, улыбнулся Григорий Денисович. — И так у тебя в эту неделю — сплошь нервные перегрузочки!
Он засмеялся. И Юла засмеялся.
— А как нога? — спросил Юла.
В последние дни, то ли из-за погоды, то ли еще по какой причине, нога у Григория Денисовича так разболелась, что пришлось даже отменить зарядку.
— Нога лучше. А тебя поздравляю. Превосходный бросок!
Он крепко обнял Юлу за плечи и привлек к себе.
— Нынче ты первый раз станешь на верхнюю ступеньку пьедестала. Уверен: первый, но не последний!
Он еще крепче прижал к себе Юлу.
— Кончился Юлька-Заморыш, — торжественно провозгласил Григорий Денисович. — Да здравствует Юлька-Богатырь!
Глава XVI. БОГАТЫРЬ
(вместо эпилога)
Глянешь в иллюминатор — под тобой сплошная белая пустыня. Как снегом заметенная. И кажется, даже лыжнями исчирканная. И глаз никак не желает верить, что это облака. Изнанка облаков. Они не клубятся, не дымятся, не тают, не плывут. Лежат
Юлий откинулся на мягкую спинку кресла и прикрыл глаза.
Итак — в Турцию.
Вспомнилось, как председатель городского комитета физкультуры на торжественных проводах сказал:
— Вскоре новый чемпион Советского Союза Юлий Богданов впервые выступит за границей. Мы надеемся, он оправдает надежды своих земляков.
Да, надо «оправдать надежды». Но турки — прославленные борцы, одни из сильнейших в мире…
Юлию вдруг вспомнилось детство, гремящий, сверкающий цирк. И огромный, как гора, Али-Махмуд-Хан. Вот он несет шест, а на обоих концах висят гроздья людей. А вот согнул железный прут, толстый, как лом. Согнул и завязал узлом.
Юлий усмехнулся. А что?! Не будь тогда этого турка, может, и его, Юлькина, жизнь повернула бы совсем на другую колею?
А впрочем… Что старое ворошить?
Юлий тряхнул головой. Плотнее закрыл глаза. И тотчас увидел ленинградский аэропорт.
Перед отлетом он берет на руки сынишку. Своего трехлетнего Гришука.
— Ну, полетим?
И подкидывает его. Высоко-высоко. Гришук визжит: то ли от страха, то ли от восторга.
— Пилитим! — храбро орет он.
И снова взлетает высоко-высоко.
— Осторожно! — пугается Женя.
Она всегда пугается, когда Юлий вот так забавляется с сыном. Бегает, посадив карапуза на плечо, учит его кувыркаться, висеть на перекладине. И подтягиваться. Да, да! Малыш уже подтягивается. Ну, вернее, старается подтянуться.
Не зря ведь его назвали Гришкой. В честь Григория Денисовича. И его волшебного совета: «пятнадцать — утром, пятнадцать — вечером».
А что? Гришук, наверно, тоже вырастет силачом. Уж он, Юлий, постарается. Часто он говорит сыну:
— Ну, гляди, Гришук!
Берет гвоздь и коротким резким ударом руки вгоняет его в доску. По самую шляпку.
Гришук сперва смотрел недоверчиво. Как так? Без молотка?… Прямо рукой?
А теперь Гришук, собрав своих приятелей, то и дело тащит отцу гвозди.
— Ну-ка, пап!
И отец рукой вколачивает их. Один, другой, третий. А Гришук восторженно хохочет, заливается. И гордо смотрит на ребят.
Но еще больше Гришуку нравится, когда отец рвет цепи. Как-то на улице Юлий подобрал железную цепь.
— Оп-ля!
Рванул — и цепь пополам… Сын аж глаза выпучил от изумления. С тех пор все его знакомые мальчишки волокут цепи откуда только могут. И Юлий рвет их ко всеобщему восторгу.
…Юлий открывает глаза, глядит в иллюминатор, но под крылом самолета по-прежнему белая пустыня, а наверху — прозрачное, светло-зеленое, без единой морщинки небо. Словно летят они над Северным полюсом, а не в знойную Турцию.