Поединок с самим собой
Шрифт:
Так проходит с минуту, и Юлий вдруг чувствует: тело турка опять скользит. Как обмылок. Как сосулька. Выскальзывает из любого захвата.
Юлий опять поднимает руку. Сигнал.
Цирк бушует. На галерке бахают из револьвера. Где-то бьют в медные тарелки, стучат барабаны. Крики, шум. Что опять нужно этому русскому? Почему он не борется? Что, он сигналить вышел или бороться? А может, он просто трус?
Юлий спокойно — ох, как нелегко дается ему это. спокойствие! — объясняет судье: противник опять взмок. И без доказательств видно, как лоснится
Судья снова делает знак, и опять на ковер выскакивает тощий турок и полотенцем торопливо обтирает борца.
Схватка продолжается. Но длится она не больше минуты. И опять — турок скользит, как угорь. И опять Юлий сигналит судье.
Цирк, кажется, сейчас взорвется от возмущения.
— Долой! — орут зрители.
— Борись!
— Хватит увертываться!
Зрители кричат по-турецки. Юлий, конечно, не понимает их крика. Но по лицам, по голосам, по интонациям все ясно.
«Так, — торопливо мелькает у него в голове, пока турка снова осушают, теперь уже двое массажистов, двумя полотенцами. — Так. Этот прохвост или натерся маслом или нарочно выпил ведро чая. И теперь потеет, как купец за самоваром. Значит?… Значит, надо кончать с ним сразу, как только его оботрут. Сразу. Пока он еще не успеет взмокнуть. Да. Только так».
И вот массажисты с полотенцами убежали с ковра. Судья дает сигнал. Схватка продолжается.
Юлий бросается на турка. Быстрей, быстрей!.. Но очень торопиться тоже нельзя. Нарвешься на прием — и конец.
Юлий делает финт [4] , турок кидается резко вниз. Ага! Юлий круто меняет позицию. Схватив турка, он бросает его через себя, через грудь. И тут же припечатывает к ковру.
Судья дает свисток. Победа!
Но Юлий, словно не слыша, все еще прижимает турка лопатками к ковру. Чтобы никаких сомнений, никаких протестов.
…Вечером, у себя в номере, Юлий и Хромчак долго обсуждали только что кончившийся матч.
Турки проиграли. Три — пять. Но победа далась нелегко. Совсем нелегко. После шести схваток счет был три-три. И только две последних победы — Хромчака и нашего тяжеловеса Коленьки Шустрова — решили судьбу матча.
[4]
Финт - обманное движение.
— Что делают нормальные люди в таких случаях? — глубокомысленно спросил Хромчак. И сам ответил: — Берут бутылочку коньяку! А мы? Несчастные. По случаю победы и то выпить нельзя.
— Почему же нельзя? Можно! — воскликнул Юлий.
Вытащил из кармана маленькую яркую бутылочку. Разлил по стаканам.
— Что это? — поинтересовался Хромчак.
— Пей, пей, не пожалеешь.
Они выпили. Посмотрели друг на друга. Это была пепси- кола. Вроде лимонада, но, пожалуй, повкуснее.
— А между прочим, я знал, что ты выиграешь, — сказал Хромчак. — Ни минуты не сомневался.
Юлий
— А это после твоей победы над Святковским. Теперь я готов всегда ставить за тебя, — сказал Хромчак.
Ах, вот в чем дело! Юлий усмехнулся. О его схватке со Святковским писали все газеты. Случилось это года полтора назад. В Москву приехали команды Ирана, Польши и Венгрии. Четверной матч-турнир. В двух схватках Юлий одержал две победы. Наступил последний тур. Нашей команде было очень важно, чтоб Юлий выиграл и третью свою схватку. Каждое очко было на счету, так как иранцы после двух туров шли рядом с нами и грозили вырваться вперед.
И Юлий в третий раз вышел на ковер. Но его было не узнать. Боролся он как-то робко, слишком осторожно. Он ли это, Юлий Богданов, известный своими бурными атаками?! Правда, и на этот раз он победил, но болельщики были разочарованы.
Однако потом все выяснилось.
Когда после схватки Юлий разделся, товарищи увидели: грудь его забинтована. Что такое? Оказалось, во вчерашней схватке он повредил себе ребро. А к врачу не пошел: понимал, тот снимет его с состязаний. А запасного в его весе нет…
Потом рентген показал, что у Юлия трещина на ребре.
Вот почему он боролся так осторожно! Каждое движение причиняло боль. И надо было оберегать поврежденное ребро.
Юлий приехал домой ночью. Самолет опоздал почти на сутки. Вот тебе и самый быстрый, самый удобный вид транспорта!
Но Женя не спала. Каждые полчаса она звонила в справочное. Отвечали однообразно: «Самолет изменил курс и приземлился в Свердловске». Но наконец, когда она уже всерьез стала тревожиться — не случилось ли чего? — скучный голос в трубке монотонно пробормотал: «Вылетели из Свердловска в двадцать один пятнадцать».
Юлий был — «как всегда». Как всегда, аккуратно повесил пальто в прихожей. Как всегда, поставил чемодан на его обычное место: в шкаф, на дно. А она-то думала, что сегодня муж будет какой-то совсем другой, непривычный. Какой — она не знала. Но — другой.
Ведь — шутка сказать! — первый раз за границей. И такая победа!
Юлий и сам был удивлен. Радости — особой, острой, пронзительной радости — он не ощущал. Вернее, радость была, но лишь в первые минуты.
«Ожидание счастья всегда приятнее самого счастья», — вспомнил он. — Кто это сказал? Кажется, писатель какой-то?».
— Ну, рассказывай, — попросила жена. — И подробно.
Он пожал плечами. Что рассказывать? Основное, главное, она уже видела по телевизору. А подробности?… Но разве толком передашь, как складывалась эта чудовищная схватка?!
— Нынче поздновато рассказывать, — сказал он. — А как тут Гришук?
— Спит. Вчера медведю вспорол брюхо. У них в садике у Игоря — аппендицит. Вот и Гришук вырезал аппендицит своему медведю.
…На следующий день жена ушла рано и увела с собой сынишку.