Поэтический нарцисс
Шрифт:
А они поползут! Скользкие и блестящие от красной большой луны,
Многие-многие – множество бусин янтарных и золотых,
И в каждой такой окажутся жутко, жестоко погребены
Два силуэта, изломанных и кривых.
Два силуэта на посиделке с вином.
Заходи, раз рассказываешь, как вожделенно ждал.
Может, иной раз встречу с нескучным графиком гор, глядящим в окно –
И уже совсем-совсем без дождя.
Цвет-пион,
Сидишь, для себя незаметно, а всё-таки чуть покраснев.
Рассказываешь про «до бессонниц» – о всяком таком;
Непрошибаемый снег
За вытянутым окном.
Спрашиваешь, помню ли я.
С трудом на задворках памяти уместишь
Вселенскую глупость! Но, знаешь, сегодняшняя ярь,
Как та, сегодняшняя тишь,
Как та. Тёплый, спокойный вздох.
И каждая клеточка тела пьяна;
Помню. Тот маленький погребок
Первого чувств видения от вина.
Синее небо, радужек глаз в тон,
Плод коллективных мук, плод коллективных скук.
Под «Незнакомку» Блока спрятанный цвет-пион –
Мысль, потерянная на скаку.
Беззаботность
Какой огонь во мне способен мрак разжечь!
Когда иду по улице немой я,
Когда играет ветер скрипачом на чёрной хвое
И скалы у морей стоят настороже.
Смотрю на небо я, смотрю на неба рай
И замираю с мыслью тревожной.
Мне, разумеется, взрослеть пора.
И невозможно. Я не могу!
Любовь внутри неся,
Гуляя с беззаботностью по рани,
Хочу
Пора…
Пора…
Поранить…
ся.
Остроконечным расставаньем.
Мёртвый огарок
Мёртвый огарок. Сколько любви в этой графике!
Глазами гуляю от строф к статье.
Долго Вы, друг, на севере Африки
Будете перешивать Cartier?
Чёрствый Вы, чёрствый Вы, вашу матерь,
Вам тонкострунные стоны – бред,
Вы – стопроцентный предприниматель!
А я – поэт.
Встану и, будней ломая склеп,
Там, где по разуму плачет ворон,
Буду в бриллиантах льда на стекле
Ваш силуэт искать чёрный
Снова.
Буду! И пусть станет зарёй распят
В письмах ненужных прошедший вечер.
Разве не слышно, мой признаётся взгляд –
Мраком обманут, огнём засвечен! –
В том, что куда б Вас ни забросил Бог,
Жертвой ни стали б какой заразы,
Я Вас всегда пущу на порог
И разделю Ваш худший соблазн.
Склеп
Бог
Я смеюсь и до слёз молчу.
Скучно!
В городском пропадаю склепе,
Только розы вдыхаю всласть…
Как змея на посох Асклепия,
Тьма на белый храм забралась.
Прогуляться? К кому – к нему?
Не хочу. Надоело жутко!
Страх из страха и мука из мук,
Шутка из шуток –
Вот! Про любовь. Не так?
Из пустот пустота
Пустейшая!
В ночь шаг, в день шаг –
И ведёт не душа,
А ноги (физиология).
Батрак
Ты ведь можешь не знать, насколько ты дорог.
Думать, это всё чушь – капризы.
А это всё до бессонниц и судорог,
Мигреней и кризов.
Любовь – очень коварная штука.
Ничем не взвесишь и не измеришь.
Она иногда сводима к тому, чтоб подали руку
И верить заставили в час, в который не веришь.
Чтобы сказали: «В минуту любого несчастья
Я – за тебя бесконечно, милый.
С ложечки буду кормить тебя мыслями страсти!»
И чтоб не врали, и чтоб кормили.
А ты эти мысли чтоб каждый день проглатывал
И старую душу, разуму потакая,
Чтоб пропускал через делающую заплаты
Машинку влюблённого батрака.
Звёзды гаснут
Звёзды гаснут, не то что люди и свечи;
Так задумано было, увы.
И я погасну, и вы погасните,
И, скорее всего, напрасно:
И я, и вы.
Вам однажды наскучит дым, зной,
Перестанете быть резок,
И глаза небо голубизной
Будет вам до судорог резать,
Вам, из железа
Сердце несущему столько лет,
Сколь планеты качают оси!
Наконец, вам носить его станет лень,
Руки чёрство его бросят.
И тогда вы в мою постучитесь дверь,
Скажете громко, ясно:
«Кончилась пытка! Веришь? Верь!» –
И рукой оботрётесь красной.
И уйдёте, и – как же! – вернётесь вы;
Не впущу, ваши слёзы пустяк, отвечу.
Это вы мне прощали, а я не прощу
Ваш, быть может, и не бывший вечер.
Чтобы кто-то спросил: «Пройдёмся?», если рядом тверской
Чтобы кто-то спросил: «Пройдёмся?», если рядом Тверской,
Чтобы кто-то шутил, если сердце в печали,
И всегда рисовался перед тобой,
Даже если его разгадали.
Но не гнусно, а искренне, горячо,