Поэтический язык Марины Цветаевой

Зубова Людмила Владимировна

В произведениях Цветаевой широко распространена паронимическая аттракция анафорического типа, когда общим элементом контекстуально и семантически сближаемых слов является их начало. Обилие слов с инвариантным префиксом неоднократно зафиксировано и с разных точек зрения описано в лингвистической литературе о Цветаевой (см., напр.: Ревзин 1971: 228–231; Черкасова 1975). Однако не только приставочные образования заслуживают внимания. Анафорическим звуковым комплексом, не совпадающим с морфемой, могут быть объединены два слова или несколько:

Коли взять на вес:Без головы, чем безПуговицы! – Санкюлот! Босяк!От Пугача – к Сэн-Жюсту?!Если

уж пуговица – пустяк,Что ж, господа, не пусто?(П.: 214);Смерть самое встречают смехомМои усердные войска(П.: 26);Ариадне – сестраДважды: лоном и ложем свадебным(III: 647).

Кроме того, анафорический комплекс звуков иногда омонимичен настоящей приставке и воспринимается на ее фоне в контексте стихотворения. Таким образом, анафорическая часть слова становится потенциальной приставкой («квазиприставкой» [28] ) в языке поэзии:

Пока еще заботушкойНе стал – прощай, забавонька!(П.: 37);Длинную руку на бедро…Вытянув выю…Березовое серебро,Ручьи живые!(II: 144).

28

О квазиединицах в языке поэзии см.: Григорьев 1979: 283–300.

Совпадение звуков в исходе слов (эпифора) оказывается гораздо менее способным выражать семантическое сходство понятий, что, в свою очередь, декларируется Цветаевой:

Вещи бедных – странная параСлов. Сей брак – взрывом грозит!Вещь и бедность – явная свара.И не то спарит язык!Пономарь – что ему слово?Вещь и нищ. Связь? Нет, разлад(П.: 287).

Показывая несоответствие двух понятий («имущество» и «тот, у кого нет имущества»), Цветаева прибегает к эпифоре как к единственному возможному аргументу сходства и показывает несостоятельность этого аргумента. Действительно, в данном случае слова вещь и нищ объединены только двумя признаками – односложностью и звуком [ш’ш’] (буквой «щ»). Семантическое и морфологическое противопоставление их (существительное ж. рода – прилагательное м. рода) не может быть снято или даже в какой-то мере нейтрализовано чисто фонетическим совпадением конечных звуков. Вероятно, это связано с тем, что в языковой системе каждая приставка обладает семантикой, а флексия, как правило, ею не обладает, поэтому начало слова потенциально семантически нагружено, а конец – нет. Различная способность анафоры и эпифоры к семантизации объясняется, возможно, и такой причиной: «Психологи считают, что первый звук в слове примерно в 4 раза заметнее остальных. Ударный звук также выделяется в слове, он тоже заметнее, хотя и меньше, чем первый – в 2 раза по сравнению с остальными» (Журавлев 1981: 38).

Специального внимания заслуживает преобразование одного слова в другое перестановкой звуков и слогов:

Под твоим перстомЧто Господень хлебПеремалываюсь,Переламываюсь [29] (II: 257);Тут

взвоют как,Как взноют тут:Один: тюфяк!Другой: фетюк!(П.: 166);

29

Об этом тексте см.: Маймескулов 1995

Где не ужиться (и не тщусь!)Где унижаться – мне едино(II: 315);

Чужестранец

Думалось мне, мужи –Вы!

Народ

Чуть живы мы, вот что. БросьПоученья…(III: 580).

Такие метатетические пары, пожалуй, из всех случаев парономазии ближе всего к явлениям переосмысления слов, очевидно, потому, что метатезы – древнейший способ переименования, связанный с эвфемизмами в мифологии, паремиологии, тайных языках (Богатырев 1971: 385; Лотман 1979: 98). Последний пример (из пьесы «Ариадна») примечателен положением метатезы в репликах диалога и в контексте переосмысленного мифа. О. М. Фрейденберг пишет о том, что диалог в фольклорных текстах строится как «Словесная перебранка ‹…› начал» (Фрейденберг 1936: 139).

Метатеза часто связана с поэтической этимологией – намеренным парадоксальным переосмыслением слова в художественном тексте.

Перестановка букв или звуков в обратном порядке (реверс) иногда создает антитезу:

Что с глазу на глаз с молодым ВостокомИскала я на лбу своем высокомЗорь только, а не роз!(I: 534).

Анаграммами могут объединяться словосочетания, члены которых обмениваются слогами, в результате чего получается фонетически замкнутая конструкция с взаимным зеркальным отражением элементов, указающим на взаимосвязь обозначаемых понятий:

Лютая юдоль,Дольняя любовь(II: 118).

Если в строках Лютая юдоль, / Дольняя любовь видно взаимное пересечение слогов в двух словах, то в следующих примерах можно наблюдать объединение слогов или звуков, взятых из двух слов, в третьем, общем для них члене паронимического ряда:

(a) Короткая спевка(b) На лестнице плёвкой:Низов голосовка(c) Не спевка, а сплёвка:На лестницу легкихНи цельного – ловко!Торопкая склёвка(П.: 279).

В этом потоке превращений одного слова в другое начало третьего слова сплёвка представляет собой сумму начал первого и второго, и значение этого окказионализма с математической точностью соответствует сумме значений первых двух слов (а+в=с).

Не менее очевидна связь между тремя словами, заключающими в себе сходные фонетические комплексы, в тех случаях, когда на первом месте стоит слово объединяющее, в дальнейшем расчленяемое на составляющие (а=в+с):