Поэтика за чайным столом и другие разборы
Шрифт:
157
Такова видовременная структура законченного и опубликованного Пушкиным текста, получившаяся в результате отказа от многочисленных более событийных форм черновика, ср., например, рассматриваемые Бонди отброшенные варианты:
Все тихо, на Кавказ идет / сошла ночная мгла. Восходят звезды надо мною… Все тихо — на Кавказ ночная тень легла… Прошли за днями дни, сокрылось много лет. И много в мире изменилось… промчалось
158
Переход от преобладания именных сказуемых над глаголами в первом четверостишии (4:2) к шести (!) полноценным глаголам второй отмечен в Холшевников 1985: 103. Тем примечательнее отчетливая бездейственность и этих глаголов.
159
О том, как эта бездейственность отразилась в одном из воронежских стихов Мандельштама, см.: Жолковский 2005 [1999]: 87–93.
160
В черновиках стихотворения (см.: Пушкин 1937–1959: III, 722–724), в частности в том наиболее вероятном альтернативном восьмистрочном варианте текста, который восстанавливает в своей статье Бонди, лирическое «я» говорит о своей любви к «ты» в полный субъектный голос: Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь — И без надежд, и без желаний… [Бонди 1978 [1930]: 25].
Разработка, смысловая и формальная, мотивов непроизвольности чувства проанализирована в статье Ранчин, Блокина 2011, богатой и другими соображениями, в частности об историко-литературной контексту-ализации приемов якобсоновской поэзии грамматики.
161
Стоит отметить, что риторическая выдача унынья за нечто позитивное тем парадоксальнее, что идет вразрез с христианским учением, согласно которому унынье — смертный грех, и с более поздним текстом самого Пушкина — вариацией на молитву Ефрема Сирина «Отцы пустынники и жены непорочны…» (1836): Владыко дней моих! Дух праздности унылой, Любоначалия, змеи сокрытой сей, И празднословия не дай душе моей [Пушкин 1937–1959: III, 421].
Мотивировкой, натурализующей амбивалентное приятие уныния, служит его устойчивое бытование в пушкинских текстах, освященное общей элегической традицией и идиосинкратическим пристрастием поэта к осени (Унылая пора, очей очарованье!..). Слова этого корня (унывать, уныло, унылость, унылый, уныние, уныть) встречаются у Пушкина — с различными оценками — соответственно 9+14+2+98+72+3 = 198 раз [СЯП 1956–1961: IV, 710–711]. О соотношении пушкинской трактовки уныния с элегической традицией см.: Ранчин, Блокина 2011.
162
На соответствующее место вариации Снегова его наивный собеседник никак не реагирует —
163
Соблазнительно предположить, что в плане строфики амбивалентной игре устойчивости/неустойчивости аккомпанирует чередование 6-стопных и 4-стопных ямбов. В каждом двустишии метр как бы стремится разрастись, но возвращается в более строгие рамки, причем мужские окончания в нечетных стихах, так сказать, настаивают на окончательности достигнутого масштаба, а женские в концах четных сигнализируют открытость к новым попыткам изменения.
164
Одним из побочных эффектов является синтаксическая «кризисность» 5-й строки, не содержащей предикативов, а состоящей из двух не связанных друг с другом групп существительных.
165
О различных эффектах, связанных с этим оттого, см.: Жолковский 1996 [1978]: 88, а о его отражении в концовке ахматовского «Есть в близости людей заветная черта…» (Теперь ты понял, отчего мое/ Не бьется сердце…) — Жолковский 2005 [1992]: 276–277.
Примечательна тщательно организованная медлительность 7-й строки «На холмах Грузии…»: «Интонационно „сдержанность“ конкретизирована как „медленная речь с паузами после каждого слова“. К этому предрасполагают 6-ст. размер и отсутствие инверсий: после горит — цезура; после оттого — строкораздел; перед оттого — конец предложения; сердце и вновь, синтаксически не связаны; вновь, относящееся к паре горит и любит, отделяется от горит паузой, чтобы не связаться только с ним» [Жолковский 1996 [1978]: 88].
Аналогичная замедленная артикуляция, родственная общей атмосфере ночной медитации и статичного бездействия, царящей в стихотворении, налицо и во многих других строках, прежде всего 6-стопных, а также везде, где членение на слова совпадает с членением на стопы, давая эффект скандирования: …печаль моя светла / Печаль моя полна тобою, / Тобой, одной тобой… (это скандирование приходится на первую осторожную попытку синтаксиса выйти за пределы строки и контрапунктно тормозит ее). Способствует раздельности чтения и преобладание сочинительных, преимущественно парных, связей.