Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

Она

Отчего же этой думой Ты глубоко поражен?..

Он

Ею был перенесен Я к другой мечте мятежной. Я тебя, мой ангел нежный, С этим месяцем сравнил; Что б мне мир прекрасный был, Если б снова я душою В нем остался сиротою, Если б (страшная мечта!) Эти очи и уста…

Она

Что ж печалиться, мой милый? Жизнь верна и за могилой. Не равно ли, здесь иль там? Лишь бы жить не розно нам!

Он

Верю, верю упованью! Но за гроб одним путем, К замогильному свиданью, Всё ж не вместе мы пойдем. Молод я, во цвете силы: Мне далёко до могилы! Ты же жизнию — цветок, Юных дней твоих поток Унесет одно страданье, Как уносит ветерок Жизнь цветка — благоуханье. О, коль это испытанье Суждено

мне в цвете лет, Я, клянусь, тебе вослед Землю грустную оставлю, И, свободною душой, Где б ты ни была, направлю Мой полет я за тобой! Он замолк; она молчала, Но к груди его припала Чернокудрой головой, И, храня следы печали, Очи тихие сияли Умиленною слезой.

5

Есть предчувствие — я верю, Невозвратную потерю В нас душа предузнает: Вот сирень еще цветет Над скамьей уединенной, — Что ж тропою потаенной В час, как ночи тень падет, К ней никто уже нейдет?.. Не придет опять младая Нам знакомая чета! В злом недуге угасая, Вот на ложе смерти та, Чьи давно ль во мраке ночи Пламенели негой очи, А теперь при блеске дня Будто звезды без огня. Вот и он, друг сердца милый, Неподвижный и унылый, На коленях у одра. Он следит, как жизнь в ней вянет, Но не верит, что настанет Сердцу страшная пора! Не спасла любовь и вера, Мук земных свершилась мера, — Сна могильного крыло Осеняет ей чело. И на долгую разлуку Холодеющую руку Другу подала она: Жизни дрогнула струна,— И душа, подобно звуку, На невидимых крылах, Утонула в небесах. Есть пределы упованьям! Вот с отчаянным рыданьем Он упал у хладных ног, Вдруг у ног пахнул одеждой Перелетный ветерок. Вспыхнул юноша надеждой: К ней!.. зовет… Обман жесток! Безответен зов бесплодный. Неподвижен труп холодный, Очи, перси и уста — Всё замолкло навсегда. И безумно страшным взором Обратился он с укором К отдаленным небесам, Но светло всё было там, Синева небес сияла, Божьих ангелов семья Хором в рай сопровождала Душу чистую ея…

6

Выпал жребий неизбежный! И любовник молодой Клятвы страшной, клятвы нежной Сохранил обет святой. Мир безлюдный, мир печальный Для него пустыней стал; Там, в лазури, ясной, дальной, Мир иной страдальца звал. И пришел он вновь под сени, Где душистые сирени Наклонились головой Над дерновою скамьей. Но уж сердце в нем хладело: Клятву он свершил свою, — И бесчувственное тело Тихо пало на скамью.

7

Как из храма пар душистый, Как молитвы голос чистый, Окрыленна и вольна, Новой жизнию полна, Сумрак ночи рассекая, Понеслась душа младая,— И пред нею всё ярчей Звезды вдоль небес блистали На невидимых крылах И к желанной цели ей Ясно путь обозначали… И прекрасная заря, Блеском розовым горя, Вдалеке пред ней сияла, — Будто солнцев легион, Слитый вместе, озаряла Отдаленный небосклон. «Вижу, вижу край желанный, Край любви обетованный, И заране узнаю: Там найду любовь мою!» Вдруг невидимая сила Крыл полет остановила. И оттуда, где светло Небо розами цвело, Что-то тихо отделилось Искрой ярко-золотой И над тенью молодой Светлым облаком спустилось.

8

Разошелся дым златой, И сквозь пар душистый дыма Блещет образ серафима Златокудрый и младой. «Тень преступная, куда ты? Рая в светлые палаты Не достигнешь ты к вратам, Ты не бога любишь там, Но любовь свою земную Переносишь в жизнь иную, — И на казнь обречена Эта тяжкая вина! Между небом и землею Осужден ты жить душою; Ты с земли отторг себя, — Рай чуждается тебя!»

9

Отчужденною душою, В целом мире сирота, Между небом и землею Он живет. Идут лета, — И не раз ему, случалось, В хоре ангелов сдавалось, Милый голос слышал он… О, как сильно этот звон И мучительным желаньем, И тоской, и упованьем Душу бедную смущал! Крылы вновь он развивал, Но невидимые силы Останавливали крылы И на грустный край земли, Беспощадные, влекли. <1836>

222. ПОЭЗИЯ И ЖИЗНЬ

Невидимкою слетая В заполунощной тиши, Чаровница молодая, Не тревожь моей души; Пощади меня, сильфида, Я страшусь любви твоей, Отомщает эвменида Каждый звук твоих речей! Нет! волшебница не внемлет — Приближается она… Грудь, я чувствую, объемлет Животворная весна, Аромат во мраке вьется, Арфа

в воздухе звучит, Звон роскошно в душу льется, Будто ангел говорит! «Снова ль резвою игрою Хочешь сердце обмануть, Обольстить меня мечтою, Упованием блеснуть? Нет! молю, в залог свиданья Вырви слезы из груди, И хоть жизнь воспоминанья Прежде сердцу возврати!» Ты… Но жертвенник разбитый Кто опять восстановил? Огнь угасший, огнь забытый Мимолетом оживил?.. В ризе пара голубого Предстоящий мир бежит, И доступным раем снова Мир минувшего открыт! Те цветы, что рано свяли, Что бессильною росой Тщетно слезы окропляли, Оживают предо мной; Снова пышны, снова блещут, Вновь музыка-аромат, Звуки в лоне их трепещут, В звуках образы кипят. Кто вы, райские виденья, Девы чистой красоты? Не из царства ль вдохновенья Воплощенные мечты? То сквозь сумрак арфы ваши Блещут солнечным лучом, То рубиновые чаши Звезд трепещущих огнем… Долу, дивные, коснулись, Блещут, вьются вкруг меня, На призыв их встрепенулись Перси, полные огня; Под влияньем вдохновенным Чаш, и звуков, и цветов На треножнике священном Вновь я жертвовать готов… Но зачем огонь бледнеет, Пар бежит от алтаря? Не прохлада ль утра веет, Не блеснула ль там заря? Чьи пронзительные крики Воздух воплем потрясли, Что за пасмурные лики Появилися вдали? Сквозь последний сумрак ночи Узнаю предтечей дня, Их пронзительные очи Леденят и жгут меня; Гаснет пламень вдохновенья Под размахом бурных крил, И святые песнопенья Дерзкий хохот заглушил! Разом смолкнули напевы, Стихнул пиршественный звон, Прочь испуганные девы Разлетаются, как сон; Тщетно их молю и кличу — Утопают в блеске дня, И мучителям в добычу Беззащитно предан я! Сдвинут вихрем ядовитым, С громом жертвенник мой пал, Звон по арфам позабытым Разногласный пробежал, И, с предсмертным содроганьем, Отлетает жизнь струны, И язвительным дыханьем Вновь цветы поражены. И — двойник неумолимый — Кто-то слух терзает мой И насмешкой нестерпимой, И бездушной клеветой; То замру я, леденея, То очувствуюсь в огне, Будто коршун Прометея Разрывает сердце мне! <1836>

223. СМЕРТЬ ПЕРИ [132]

1

Гневен, мрачен и могуч, На крылах громовых туч, Донебесным великаном Над песчаным океаном, Ураган во мгле ночной Встал, — и Нил зовет на бой! Под размахом вражьих крыл Ото сна воспрянул Нил. Злостью грудь его трепещет, Рвется, пенится и блещет Волн сердитых чешуей, Как змея своей броней. Сшиблись! Ужас и краса — Эта битва!.. Небеса И земля гремят и стонут, То в пыли и мраке тонут, То при молниях вокруг Скачут брызги как жемчуг. Рев и гул и вой окрест!.. Как орел, вскружась до звезд И бросаясь с небосклона, Вихорь волны бьет с разгона И в растерзанный поток Сыплет громы и песок. Всей громадой бурных вод Бездна Нила восстает, Будто пастью крокодила Пыль и громы поглотила, И над ними, как скалы, Снова сдвинула валы. Вдруг, собрав остаток сил, Вихрь полстепи закружил — И упал. Из крутояра Волны силою удара Вышиб прочь — и с двух сторон Их, как рать, рассеял он. Необуздан, в города, В села, в рощи, на стада Гонит бурные разливы, Рвет деревья, топит нивы И во глубь своих песков С торжеством уходит вновь.

132

Пери, по понятиям восточных, — существа превосходнее человека, но отличные от Меляк, ангелов, и от Дивов, или Джиннов, злых духов, с которыми они ведут беспрерывные войны. Они в повестях восточных — почти то же, что в западных волшебницы или феи. Обитательницы фантастической страны, именуемой Перистаном, или «Землей Пери», смежной с Дивистаном, «Землею Дивов» или злых духов, они никогда не делают зла, и далеко превосходят всех других духов своею красотою. «Перизаде», то есть «урожденная Пери», или «Пери-пейгер», «Пери-лицая», суть выражения, обыкновенно употребляемые персидскими поэтами, когда они описывают красавицу (D’Herbelot).

2

Лучом животворным зарю зажигая, Дух света незримый парит над землей, И, в пурпур прозрачный лазурь одевая, Рубины и перлы он сыплет росой, Облака из дыханья цветов образует, В серебре их купает и как море волнует. Одетая тучей, черна как в ночи, Гроза убегает на скат небосклона; Но, сыплясь с востока, во глубь ее лона, Как стрелы, несметно вонзились лучи, И будто бы кровью из ран облитая, Падет, закрасневшись, громада седая. И там, где дух бурь рассыпался огнем, Где ангелы мрака в громах окликались, Волна за волною лучи разыгрались, Сверкая в пространстве небес голубом, И вспыхнуло небо в разливах сиянья, Светло и спокойно, как в утро созданья.