За струнами бряцавших лирКружилась жизнь в шальной погоне,Но окончательный свой мирТы помещала на ладони.Мерцаньем невесомых дозВверяла радости бумаге,А город цвел корзиной розИ пыльным символом на флаге.Пусть, облачно дыша вверху,Вздымалось небо синим тентом.Ты крылья клеила стихуИ обшивала позументом.Строка к строке,К вершку вершок,Лазурь — тетрадная обложка,И до ближайшего окошкаЛетит бумажный петушок…И свой тупой измятый клювРазбив, но все-таки прощая.Он вспять печально обращает.Крыло повесив и согнув…1934–1935 «Ночные птицы»
В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ
Сквозь
стекла осеннее солнце греет,Под куполом из стеклаВиктория Регия в оранжерееБережно расцвела.Плотами ложатся на глади листья,И плотно, как на века,К воде прилегла снеговая пристаньРасщепленного цветка.Сквозь тропики стынущего сада,Читая дощечки мельком,Торопишься ты и становишься рядомС Дюймовочкиным цветком.Пускай на столетниках ждут бутоны,А на бессмертниках — тлен,Тебе не удастся проплыть затоныИ ботанический плен.Пускай твое сердце почти не дышит,Рука прилегла к стеблю,Зовут горожан голубые афишиОпять к твоему кораблю.Лишь ночью остынут повсюду стекла,И, не дождавшись чудес,Уходит толпа через пыльный и блеклыйПерегороженный лес.И ветки вздохнут облетевшей мимозы,И дружно ударят в окноОткуда-то сверху китайские розыС альпийскими заодно.И руки, как весла, и весла, как крылья.Под листьями нету дна.Из белой магнолии плещет мантилья,И ты отплываешь одна.Виктория Регия — белый островОт берега за версту.Но все исполняется точно и просто,Когда чудеса в цвету.Лишь сторож в углу, заметая билеты,Как синие лепестки,Увидит в саду небывалое летоИ две разведенных руки.И, отправляясь к воротам в сторожку,Отметит, что расцвелиСегодня на клумбах и на дорожкахВсе чудеса земли.1934–1935 «Ночные птицы»
«Солнце, солнце — вопрос ребром…»
Солнце, солнце — вопрос ребром,Я встаю, оттолкнув тревогу…Туфли, шитые серебром,Голубые, на босу ногу.И веселый этот халат.Самый мягкий, самый веселый,Где гирлянды цветов скользятВ отворотах и по подолу.Солнце, солнце — вопрос ребром…Значит, снова и что есть силы…Словно лира, высокий дом,И, как струны, поют перила.Словно лира — окно во двор,Словно струны — плетенье рамы,И, как пенье, летит разговорСнизу белыми голубями.Значит, снова на половикИз дверной сияющей щелиПроскользнет, расцветая вмиг,То письмо, что я жду недели.Солнце, солнце, значит, опять.Значит, снова и что есть силыНужно верить и отстранятьПодоконники и перила…1934–1935 «Ночные птицы»
«В серебре, в серебре, в серебре…»
В серебре, в серебре, в серебреИ ресницы, и кудри, и плечи.В сквере, как на монетном дворе,Снег чеканит счастливые встречи.Мы сегодня один на один,Темнота голубая за нами,И в пещере своей АладдинПодымает дрожащее пламя.Этот блеск, этот сказочный хруст,Этот звон у тебя под ногами!..У дороги подстриженный кустЗахлебнулся во сне жемчугами.Это — сквер, это — мертвый востокИ богатства слепящие жерла,И втекает уже холодокВ онемевшее слабое горло.В тайниках голубого дупла,В кубках гнезд, на колонне киоска —Серебро, серебро: куполаИ пожарища лунного лоска.Это сквер… Возвратимся ж домой.Электрическими фонарямиЭто — ночь городская с сумойПробивает пещеру за нами.И взрывает ее без шнура,И выводит через обломкиНас, таких же, как были вчера,Потерявших у входа котомки…1934–1935 «Ночные птицы»
«Что делать с ангельским чутьем…»
Что делать с ангельским чутьем,Что делать с ангельским терпеньем.Когда стихи заспорят с пеньем,Рассказывая о своем?..О человеческом, о зломНа языке простом и вялом… —Что делать мне с земным началом,Что делать мне с земным теплом?..Не узнавая бледных строк,Уже не доверяя слуху.Глаза вмежив, покорно, глухоВпервые повторю урокЛюбви, что заревом вдалиЧадящим заслонит зарницуСвоих же слов, что обошлиМеня на целую страницу,И
снов, и встреч… И откажусьОт ангельского песнопенья,Взамен земного нетерпенья,Взамен тебя, земная грусть…1935 «Городской ангел»
«От снега, как от соболей…»
От снега, как от соболей.Не гнутся плечи у прохожих.И ты, на ангела похожий,По белому идешь смелей.Вот так — ступать по облакам.По Млечной ледяной дороге:Крылатый трепет — по рукам,Следов не оставляют ноги.И улица к лучу луныСегодня подведет вплотную.— Лети, я больше не ревную —Я вижу ангельские сны.«Круг». Берлин, 1936
«В море — на корабле…»
М. Цветаевой
В море — на корабле,На потухшей золе,На гранитной скале.На магнитной скале,Только не на земле,Не в любви, не в тепле…— Слышать, как журавлиОтлетят от земли,Чуять землю вдали…Чтоб ее пожалеть.Чтоб ее увидать —Умереть,Умирать —На разбитом крыле,Только не на земле…1935 «Городской ангел»
«Шаги эпохи тяжелей…»
Шаги эпохи тяжелей.Чужую жизнь обеспокоив,Пусть свищут ветры из щелейВ бессонных лагерях изгоев.Здесь не смыкали глаз еще.Не выходила смерть отсюда,Здесь перебитое плечоПривычно поджидает чуда.Но близок час, когда с землиИх увезут в ночи угрюмойСеребряные корабли,Неузнаваемые трюмы…В последний раз они, томясь,Пойдут покорно и без жалоб…но ангелы счищают грязьС воздушных мостиков и палуб…Земля дымком пороховымПокроется, но будет простоУвидеть райский полуостров,Сказать — Эдем; подумать — Крым.Там над землянкой — тишина,И там выходит из окопаТакая райская весна,Трава такая Перекопа…1935 «Городской ангел»
Вольный цех — незнакомые деды,Иностранцы-отцы через мирЗавещают труды и победы.Страдивариус выгнутых лирВышел новый из вольного цеха.Чтобы свет за окном не погас.Крепко ль держится ржавая веха.Голубой и крылатый Пегас?Трубочист, проходящий в цилиндре.Слесарь, браво надевший берет.Узнают тебя в солнечном нимбе.Будь здоров, работяга-сосед!Ночью в кузнице вздохами мехаРаздувается жар добела,У тебя же крылатая вехаОтрывает от стенки крыла.Запирая ворота ключамиВ сто бородок, бросая засов.Ты летаешь привычно ночами.Ты работаешь восемь часов.Чтоб на цеховом празднике в маеВ море символов от древкаПоднималась любовь, раздвигаяПозументы и облака.И, встречаясь с толпой подмастерий.Узнавая свой радостный цех.На пикник через синие двериУ заставы ты выпустил всех…1934–1935 «Вилла „Надежда“»
103
В книге «Ночные птицы» — под названием «Ночной цех».
«Бродила комнатой, и как подъемный мост»
Бродила комнатой, и как подъемный мост.Окно рванули высохшие ветки,Там звезды скачут, распушая хвост.Как белки в надоевшей клетке.Там можно ветра придержать струю.Как за кормой упругое теченье.Там ангельское столоверченьеИзбрало нынче плоть мою.Накинь скорей на плечи простыню,А прядь волос трепещет у ключицы.Там, испугавшись, к млечному огнюСлетелись ангелы, как птицы.Ведь ты живая? И вздыхает жестьНебесная от тяжести ладоней.Да, я люблю, и даже сердце естьВ моей груди, и кто-то сердце тронет,Повертит словно розоватый плодИ вложит в черное плетенье крови,Но кто-то бросит и крылами словит,И словом ангельским смятенно назовет.И самый мудрый, пожалев меняИль любопытствуя, шепнет: послушай.Стань духом, как другие, и, маня,Заплещут где-то человечьи души.Но, оградясь горячею рукой,Дрожащим телом падаю, теряяНа облаках, в предместьи рая,Рассаду слов, подсунутых тоской.1935 «Скит». III. 1935