Поэзия и поэтика города: Wilno — — Vilnius
Шрифт:
Вспоминая гораздо позднее, уже после Второй мировой войны, о виленском периоде своей жизни, он видел этот город сквозь призму образности Псалмов и изображения в них Иерусалима: «Приехал беспечным летним днем 1904 года и был потрясен „горами вокруг нее“ [281] , старыми парками, Еврейской улицей с аркой над нею, бейт-мидрашем Гаона и величественным деревом на его могиле, библиотекой Страшуна; скромными и прелестными девушками» [282] .
281
У Шнеура цитата из Псалмов, 125:2.
282
Shneur Z. H. N. Byalik u-bney doro. Tel-Aviv, 1958. P. 325 (X. H. Бялик и его современники, иврит).
Все эти впечатления (очень сильные, по свидетельству самого Шнеура) отразились и в поэме
«Вильна» — одно из первых «урбанистических» произведений в еврейской литературе. Об этой особенности творчества поэта писал Клаузнер: «Шнеур — поэт города… Жизнь современного большого города в ее мешанине превзошла самое пылкое воображение. Горизонты жизни в современной столице расширились до бесконечности… Он вывел нашу поэзию из „угла“… Он вывел ее на простор — в большой мир, в европейскую столицу» [283] .
283
Klauzner Y. Zalman Shneur. P. 6–7.
Содержание поэмы — воспоминания о том городе, который автор знал до Первой мировой войны. Эти воспоминания окрашены легкой ностальгией, порою звучат несколько сентиментально. Но сюжетно-композиционная структура создает драматически напряженное содержание, в котором соединяются и сталкиваются разные аспекты и проблемы как собственно еврейской жизни города, так и взаимоотношений с окружением.
В сложной образности поэмы Шнеура речь идет почти исключительно о еврейском городе. Автор-персонаж в воображении проходит по тому давнему, оставленному им городу, отдельные локусы вызывают раздумья о прошлом и настоящем, о себе самом и о судьбах своего народа. В поэме шесть глав (308 строк), и почти каждая открывается зачином «помню я…» или «я любил…», затем следует описание — оно и эмоционально, поскольку поэт переживает свои воспоминания, и интеллектуально, как размышления о связи прошлого и современности.
В отличие от многих других произведений Шнеура, поэма «Вильна» чрезвычайно насыщена именами конкретных знаменитых людей, связанных с этим городом, именами еврейских писателей, книги которых он читал в детстве. Ярко описана работа типографии и перечислены ивритские книги — религиозные и светские, — которыми может гордиться Вильно. Поэт использует библейскую лексику и фразеологию, идиоматику и сталкивает ее с современными ему реалиями города (к сожалению, эти особенности трудно передать адекватно и в переводе, и в комментариях). Нагнетанием синонимических образов или слов в определенных мотивных «узлах» поэмы Шнеур усиливает их эмоциональное звучание. О языке Шнеура писал критик И. С. Гуревич: «Шнеур — несравненный мастер языка; из ряда синонимов он с инстинктивной верностью всегда выбирает самый подходящий; в то же самое время он показывает, какое богатство оттенков в языке Библии… он с несравненным чутьем сделал этот язык в настоящем смысле модерным, живым, своеобразным и гибким» [284] .
284
Гуревич И. С. О Шнеуре // Рассвет (Берлин). 1922. № 18. С. 22. Цит. по: Ходасевич Вл. Из еврейских поэтов. С. 63.
Поэма открывается взволнованным обращением к городу; она начинается и объединяется образом города в облике почтенной старой женщины в заплатанном чепце и старом фартуке: матери, бабушки, на плечи которой легли и житейские заботы, и горести недавней войны.
Вильна, великая наша бабушка, город и мать во Израиле, Иерушалаим галута, утешение народа востока на севере! [285]Шнеур опирается на библейские образы. Он употребляет языковое клише «ir ve-em be-Israel» — город и мать во Израиле (т. е. город-центр для окружающих его городов; употребление этого выражения утратило связь с контекстом первоисточника — 2 Сам. 20:19). «Город-мать» для языка поэмы — иврита — звучит естественно: в нем слово «город» и его имя Иерусалим, как и его синонимы: Сион (Цион), дочь Сиона, а также Иудея, Исраэль — женского рода. Несомненно, за этим стоит и традиционное библейское представление Иерусалима как женщины, вдовы (ср. Eicha — «Плач» Иеремии, Книга пророка Исайи и др.; к этим мотивам автор вернется в конце поэмы [286] ). Так Вильна включается в пространство ТаНаХа — Священного Писания.
285
Shneur Z. Vilna. In: Miklat. Vol. 1, h. 1. N.Y., 1919. P. 3. Далее страницы указываются в тексте.
286
В этой связи интересно, что сохранились римские монеты, где на реверсе изображена «Покоренная Иудея» (с соответствующей надписью) в виде сидящей и горюющей женской фигуры. Изображение монеты см.: Дан Бахат (при участии Хаима Рубинштейна). Большой исторический атлас Иерусалима. Иерусалим: Карта, 1994. С. 51 (на иврите).
Вильно предстает в образе состарившейся матери, бабушки [287] — старшей в роду, которая по-матерински утешает своих детей.
Образами, прочно укорененными в традиции, Шнеур сужает пространство города до пространства дома… Еврейский дом — царство женщины («eshet heil'» — добродетельной жены), где будничное и возвышенное рядом, где бытовое освящается. Стихи из Mishley, Притчей — 31:10–31: «Кто найдет жену добродетельную, выше жемчугов цена ее…» — обычно поются перед Субботней трапезой как гимн в честь хозяйки и всех присутствующих женщин. Еврейское пространство города является домом, а дом расширяется до всего города, словно подтверждая тезис Гастона Башляра «дом — это весь мир» [288] . Картина дополняется «лицами Виленского гаона и Моше Монтефиори, встречающими гостей», т. е. их портретами в домах жителей. Так и в дальнейшем развитии поэмы.
287
Литературный критик Давид Фришман (1865–1922) писал о Вильно: «…Вильна — наша бабушка, а мы ее внуки. На ее колени склоняем головы, чудесные сказки слушаем, объятые священным чувством, и ловим каждое ее слово. А когда горько плачем от горя и бед, знаем, что есть ухо, нас слышащее, и сердце, страдающее вместе с нами» (цит. по указанной выше статье Шапиро, с. 11).
288
Башляр Г. Дом от погреба до чердака. Смысл жилища // Логос. 2002. № 3(34). С. 2, и др.
Здесь Шнеур следует за библейской традицией, где водоносы (наряду с дровосеками) представляют низшие социальные слои в еврейской общине [289] , тем самым подчеркивая ученость, духовность всех жителей города. «Маленьким хозяином» называли в Вильно легендарного хазана Йоэля-Давида Левенштейна (1817–1850), одаренного уникальным голосом и редкими музыкальными способностями [290] . Послушать его — из экипажей, которые останавливались под самой стеной Большой синагоги на Еврейской улице, — съезжалась польская знать.
289
Об осмыслении этого образа еврейскими поэтами см. статью: Копельман 3. К источникам одного стихотворения X. Н. Бялика // Солнечное сплетение. 1999. № 8. С. 138–142.
290
См., например: Cohen I. Vilna. Philadelphia: Penna, 1943. P. 102, 437–440.
Суббота (shab'at) — важнейшая из основ еврейского традиционного образа жизни, заповедь, данная в Синайском откровении; поэтому она и использована для определения Вильно как города, хранящего традицию (а таким его видел не только Шнеур, но очень многие [291] ). Упоминание Михаля (то есть поэта Михи Йосефа Лебенсона), так же как и еще один образ реального жителя — Виленского Гаона, передает духовную ауру еврейского города. Без знаков памяти о Гаоне рабби Элияху и его славном времени не обходится в своем обращении к Вильно ни один еврейский писатель.
291
Такого рода цитаты приводит в указанной выше статье Н. Шапиро.
Поэма вообще насыщена реальными именами и топонимами, узнаваемыми и сегодня; включает она и значительный «внетекстовый контекст» (по М. Бахтину [292] ).
Далее следуют личные воспоминания о прогулках «в тени твоих холмов» (2), о достопамятных для евреев местах: дереве на могиле гера-цедека (прозелита) графа Потоцкого, о библиотеке Матитьягу Страшуна, о других известных людях.
Очерченное пространство заселяется, перечисляются разные группы жителей — социальные, возрастные и т. п.
292
Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 369.