Поэзия и поэтика города: Wilno — — Vilnius

Брио Валентина

Кто был поумнее, тот выбирал доктрины, В которых светились, мерцая, дьявольские гнилушки. Кто был посердечнее, тот увлекся любовью к людям. Кто искал прекрасного, заработал камень на камне. Так отплачивал век наш тем, кто поверил Его отчаянию и его надежде. (Перевод В. Британишского) [243]

О повороте к Вильно Милош писал в эпистолярном диалоге с Томасом Венцловой в 1978 г.:

243

Поэты лауреаты Нобелевской премии: Сборник / Ред. — сост. О. Жданко. М., 1997. С. 423–424.

«Недавно кто-то из друзей спросил меня, почему я так настойчиво возвращаюсь к Вильно, к Литве в своих воспоминаниях — это видно по моим стихам и прозе. Я отвечал: дело тут, по-моему, не в эмигрантской ностальгии — ведь съездить туда

мне бы не хотелось. Вероятно, это просто поиск действительности, проясненной ходом времени, как у Пруста; но есть и другая причина. Я провел в Вильно свои отроческие годы и думал тогда, что жизнь у меня сложится как-то по-обыкновенному; только позднее все в этой жизни начало запутываться, так что Вильно осталось для меня точкой отсчета, возможностью, именно возможностью нормального. Кроме того, как раз там я прочел польских романтиков и, читая их, стал смутно предчувствовать свою грядущую неестественную судьбу, хотя самое дикое воображение не могло бы в то время нарисовать картины моего личного и исторического будущего» [244] .

244

Милош Ч., Венцлова Т. Вильнюс как форма духовной жизни. С. 57–58.

Если вернуться к филоматскому коду Вильно Милоша, то эти достоверные образы-воспоминания укладываются в тот же хронотоп, повторяют те же сюжеты, которые известны из воспоминаний самих филоматов (и о них), их переписки, вошедшие в литературную легенду этих мест. Воздействие романтической ауры того далекого времени, витавшей и над вновь открывшимся в начале XX в. университетом, и над всем городом, чувствовали тогда многие; об этом и писал Милош. Осознание «архетипичности» этой молодой жизни, включенности ее в уже выработанные формы придет позднее, когда поэт вернется к этим воспоминаниям. И оценка значения, ценности лет ученичества для складывания личности и творчества у Милоша выражалась также во многих чертах сходно с тем, как она звучала у филоматов, поколения Мицкевича. Думается также, что не раз отмечавшиеся черты сходства личности Милоша с Мицкевичем появились не случайно: они вырастали именно из этой общей почвы. Характерно и следующее размышление Милоша: «Меня интересует изменение, которое претерпевает в сознании реальность, замкнутая определенными датами. Также и как материал, из которого творятся легенды» [245] .

245

Milosz Cz. Miejsca utracone // Szukanie ojczyzny. S. 209.

Поэма «Gdzie wschodzi slo'nce i kiedy zapada» («От восхода солнца до заката») названа стихом библейского псалма (Пс. 113:3) [246] и входит в одноименную поэтическую книгу (1974), в которой поэт размышлял о цивилизации и ее конце, о XX веке, о смерти, обращался к различным воспоминаниям.

Это произведение называют opus magnum Милоша, «полифонической фугой», новым видом дигрессийной поэмы — поэмы отступлений, в ней сочетаются поэзия и проза, примечания, выписки, комментарии, цитаты, где поэт непосредственно обращается к читателю. В ней Милош осуществил, по-видимому, то, о чем писал в «Ars poetica?» (1968):

246

«От восхода солнца до заката его прославлено имя Г-спода» (Пс. 113:3).

Я всегда тосковал по форме более емкой, Которая не была бы ни слишком поэзией, ни слишком прозой И позволяла бы объясниться, не обрекая кого-то, автора, или читателя, на чрезмерные муки. (Перевод В. Британишского) [247]

В поэме «два центра — Литва и Калифорния — часто накладываясь один на другой, создают новую реальность» [248] . Милош поясняет, что по мере жизни в Калифорнии у него усилилась «потребность расположить себя конкретно в истории, в определенном месте. Во всем прошлом данного места» [249] . Речь идет о задаче поэзии вообще и о своей задаче как поэта. В этом контексте появляется и Вильно — в заключительной части «Dzwony w zimie» («Зимние звоны», 1974). Город — точнее, один только локус — предстает детально и описательно.

247

Поэты лауреаты Нобелевской премии: Сборник. С. 420.

248

Gorczy'nska R. (Ewa Czarnecka). Podr'ozny 'swifta. S. 162.

249

Ibid. S. 166.

Зато о чем расскажу сейчас, не будет вымышлено. Улочка, почти напротив университета, Действительно называлась так: «Литературный заулок». На углу книжная лавка, но там не тома, а старье, Тесно, аж до потолка. Без переплетов, перевязаны бечевкой, И печать и письмо, латиница, кириллица, Еврейские буквы. Столетние, трехсотлетние. Сейчас думаю, что была то судьба непростая. Из той книжной лавки виднелась напротив Наискосок

такая ж другая. И хозяева схожи: блеклые бороды, Длинные халаты, покрасневшие веки. Не менялись с тех пор, как Наполеон здесь проехал. Не менялось ничто здесь. Преимущество камня? Они здесь всегда, так им полюбилось. За другою лавкой Сворачиваешь вдоль стены и минуешь дом, В котором поэт, славный в городе нашем, Повесть писал о княгине прозваньем Гражина. Рядом деревянная брама, усеянная гвоздями Огромными, в ладонь. Направо под сводами Лестница с запахом краски, там я живу. Не то чтобы сам выбирал «Литературный заулок», Но так сложилось, комната там сдавалась, Низкая, с окном в эркере, с широким дубовым ложем, И печь грела жарко в ту суровую зиму, Сжигая поленья, что из сеней приносила Старая служанка Альжбета. Казалось бы, нет явного повода, Ведь скоро уехал и подальше, Чем любые дороги через леса и горы, — Чтобы здесь вспоминать ту каморку. Но я принадлежу к тем, кто верит в апокатастазис. Это слово сулит движенье обратно, Не то, что застыло в катастазисе… [250]

250

Milosz Cz. Wiersze. T. 2. S. 295.

Милош определил свой метод как апокатастазис и дал его объяснение уже в самом стихотворении: это «обратное движение». В другом месте он объясняет подробнее: «Апокатастазис — это понятие, которое впервые появляется в Посланиях апостолов. Наиболее детально разработал его Ориген… По-гречески это означает примерно „воссоздание“… повторение какой-то истории в очищенной форме… я не утверждаю опять же, что так верю в апокатастазис, ведь этому можно придать разные значения. В любом случае роль апокатастазиса в этой поэме в том, что он обозначает неисчезновение подробностей. Ни одно мгновение не может пропасть. Оно где-то хранится, и возможно запускание наново этого клубка или фильма, воссоздание какой-то реальности, в которой все эти элементы будут восстановлены… это означает восстановления всех моментов в их очищенной форме. Трудно пристегнуть сюда смысл, но я не хотел бы быть чересчур обстоятельным» [251] .

251

Gorczy'nska R. (Ewa Czarnecka). Podr'ozny 'swiata. S. 172.

В апокатастазисе поэт увидел подтверждение своей уверенности в возможности спасительной силы слова.

Еще одно маленькое пояснение: Милош счел необходимым в самом стихотворении уточнить, что улица действительно так называлась: Литературный переулок (или переулок Литераторов, как сейчас по-литовски) — таково значение польского zawulek. Но все же думается, что в этом контексте Литературный заулок по-русски больше (тоньше) соответствует всегдашней милошевской автоиронии.

Далее в поэме Милош демонстрирует феномен апокатастазиса в воссоздании зимнего виленского утра.

…Итак, одно утро. Сильный мороз. Туманный холод. В сонной серой мгле Пространство напитывается пурпурным свето. Розовеют груды снега, мостовая раскатана полозьями, Дым, клубы пара. Саночки дзинь-дзинь. То ближе, то дальше. У мохнатых лошадок В инее шерсть, каждый волос особо. И — колокольные звоны! У святого Яна, У Бернардинов, и у Казимира, И в Кафедральном, у Миссионеров, У святого Ежи, у Доминиканов, У святых Николая и у Я куба. Многие звоны. Словно руки, дергая за веревки, Величественное зданье над городом строят [252] .

252

Milosz Cz. Wiersze. T. 2. S. 296.

Автор осуществляет восстановление одного утра из своего прошлого, из молодости. Трудно отказаться от мысли, что здесь имплицитно присутствует отдаленное эхо другой эпохи, на которую всегда был направлен взор Милоша, — эпохи филоматов, данной сквозь призму любимого Милошем стихотворения Мицкевича «Городская зима», с некоторым оттенком иронии. Апокатастазис нужен Милошу, чтобы воссоздать — и таким образом сохранить Вильно своей юности мгновенье за мгновеньем. По справедливому утверждению исследователя Войцеха Лигензы, «феноменология города у этого поэта охватывает топографию, архитектуру, обычаи, людей и человека, присутствующего в городе, понимающего город. Человека, который создает систему упорядочивающих категорий. Возвращение в Вильно означает то же, что противостояние небытию» [253] .

253

Ligeza W. Jerozolima i Babilon. Miasta poet'ow emigracijnych. S. 135.