Поэзия рабочего удара (сборник)
Шрифт:
Жандарм прервал свой марш по комнате, изумленно посмотрел на меня, схватился за перо.
– Вы хоть дайте сведения о себе, о ваших родителях, семье.
– И от этого отказываюсь, потом…
Офицер, видимо, убеждался, что я знатная революционная птица, и, нетерпеливо постукивая ручкой, спрашивал:
– Но в чем же дело?
– Отправляйте меня пока обратно в тюрьму…
Меня повели второй раз фотографировать.
Штрейкбрехер*
– Семен
– Семен Иваныч! нельзя ли как?
– Чего это? – спросил его мастер, не останавливаясь.
– Да вот насчет работки бы, Семен Иваныч, – подходил ближе Никандров, держась все-таки сзади мастера.
– Да вы же бастуете.
– Семен Иваныч, теснят, ей-богу, верьте честному слову, охальники. Выгнали весь народ с завода: прокричали, замахали руками, гвалт пошел, ну, вот, и пожалуйте…
– Ведь я вам говорил. Я предупреждал. Я знаю, что самим же будет хуже.
– Так, Семен Иваныч, мы… Я прямо на смерть шел против них…
– Вам и теперь опасно. Смотрите: пускай другие, которые помоложе, придут.
Но Никандров оценил эти слова, как улыбку, как светлую надежду. Он уже сожалел, что представил себя боевым штрейкбрехером.
– Семен Иваныч, сойдет. Бог выручит. Уважьте, Семен Иваныч, я, как говорится, в работе хозяина не обижу. Сдавал не то, что в аккурате, а всегда старался через силу. А что, ежели выпиваю…
– Выпиваете, – это дела не касается: все не без греха, – утешал его, видимо, растроганный мастер.
– Господи, со всяким случается, – поддакивал он, и вырастал от близких и, как ему казалось, почти дружеских слов мастера.
Никандров даже надел картуз.
– Ну приходите, пожалуй, с обеда. Попробуем начать: попытка не пытка.
– Нет, Семен Иваныч! – испугался Никандров. – Як вашей милости с большой просьбой: письмецо бы в конторе заготовили, переслали бы. В случае чего, – так ребятам и скажу: письмо, мол, из завода. Пройдусь, дескать, в завод, с письмом-то… а? Поглядеть, дескать…
Мастер задумался.
– Вы хотите, чтобы мы сами за вас расхлебывали эту забастовку-то?
– Так, ведь, господи!.. Я для вас же хочу сделать: вы для меня, как говорится, ничего плохого, слава богу, не сделали! Да и я для вас…
– Ну, ладно. Я писать не буду, в конторе скажу.
– Спасибо, благодарствуйте, спасибо, Семен Иваныч.
Никандров снял опять картуз и кланялся.
– Ну, до свидания, – мастер протянул ему руку. Никандров было отошел уже, но, увидев протянутую руку, рванулся, схватил ее обеими руками, почувствовал, что надо сказать мастеру что-нибудь теплое, но не находил слов, а только мялся:
– Гм… Мм…
– Семен Иваныч! – произнес он и не знал, что еще произнести.
– А вас как зовут? – спрашивал мастер.
– Федором… а по батюшке Васильевич.
– Ну,
Никандров кланялся и уходил на задние улицы пригорода, подальше от шоссе, на котором дежурили бастующие товарищи.
Когда Никандров, подходя к заводу уже с другой стороны, увидел делегата Смирнова, он сейчас же согнал с лица осадок умиления, присерьезился и начал.
– Товарищ Смирнов, я полагаю, что, как говорится, – поартачатся-поартачатся, а сдадутся… Как вы думаете? – переминался он.
– Думать и гадать тут нечего, – ответил спокойно Смирнов, – все зависит от нас.
– Так-то оно так… – мялся Никандров.
А Смирнов рубил:
– Вот видите: кто у стены – тот сила, а кто ходит, да волынки разводит – это глина: всяко замесить можно.
Никандров посмотрел на черную толпу забастовщиков, расположившихся против завода молчаливой осадой. Кажется, еще не поднялась ни одна рука против его замыслов, не прозвучало ни одно проклятье, но немая стена людей заставила его вздрогнуть. Он съежился и зачем-то начал говорить Смирнову притихшим голосом:
– Да ведь у меня семья…
Смирнов посмотрел на него удивленно.
– В чем же дело-то? – спросил он, готовя удар своим отточенным, закаленным словом.
– Как бы насчет пособия, господин Смирнов.
– Вы – член союза, товарищ?
– Как же… как говорится, записан за номером, все, как полагается.
– А книжка есть?
– Вот то-то и оно-то, что запропастил книжку-то. А была… такая… зелененькая.
– Да, да, зелененькая.
– Да как же, господи, знаю. Да ведь меня видали в союзе-то которые.
Он подумал немного и, замирая под взглядом Смирнова, заговорил:
– Вы бы, может, хоть в долг маленько отпустили?
– В долг не даем.
– Так вы бы из ваших, из забастовочных… из сборов.
Весь запыхавшийся, с деловым озабоченным видом, подбежал к Смирнову ученик слесаря – Панков.
– Чего это он трясется! – на ходу еще кричал Смирнову Панков, показывая на Никандрова.
– Ты постой, – осадил его Смирнов.
– За постой денежки платят, а у меня дело: это трясучка с мастером путался, а теперь сюда пришел побираться.
– Ах ты, мразь! – окрысился на него Никандров.
– Мразь нам не в масть! А ты – подлиза!
Никандров растяпил рот и хотел не то плюнуть, не то пустить ядовитую сплетню про Панкова, но Смирнов одернул его:
– Из союза вы не получите!
– Да он и в союз-то вошел на днях, во время забастовки: на халтай хочет проехать.
– Ты уйди, щенок, я у тебя шерсть повытаскаю.
– Нак выкуси! – поднес Панков свой маленький кулак огромному Никандрову.
Никандров было замахнулся на Панкова, но так и застыл, когда посыпались, как орехи на пол, аплодисменты черной толпы забастовщиков, разгадавшей эту схватку.