Поэзия рабочего удара (сборник)
Шрифт:
Линия корпусов послала огни в поле, к оврагам, зажгла холодную росу тысячами бисера.
Привесные фонари пробудили дремлющие болота. Вчера еще немые, они движутся, говорят, в осоках льется шепот светлых сказок.
А с башни прямо вдаль огненно-белая струя, как брызги раскаленного металла, как застывший выстрел, пронзила лес. В лесу заходили шальные тени, птицы подняли небывалый гвалт и бурлят, как люди на митинге; молодые голоса запели весеннюю песню, вдаль понеслось цоканье дизелей; это аплодисменты перед открытием занавеса, дороги
Черным водопадом ввергается в заводскую пасть народ. Силачи-ворота без страха, не мигая, берут, все глотают, глотают.
Сотня… другая… третья…
Тысяча…
Другая…
И еще… и еще…
Мы на дворе.
– Осеняющая сила железа!
Только вошел, и уже полонен, покорен, закован весь без остатка стихией грома, движения, света.
Воздух гремит и восторженно стонет. Железная душа завода пронзила толпу. Грудь загудела металлической дрожью. В корпусах началась грузная возня. И все тяжелее, все громче.
Корпуса разорвутся, лопнут. Они сейчас снимутся с места, взорвутся. Разразится катастрофа, из земли вырвутся фонтаны раскаленного металла.
– Ну, да грянь! Грянь! Мы готовы! Мы на дворе, мы уже другие.
Толпа идет новым маршем, ноги уловили железный темп.
Руки горят, им нельзя без дела, им не терпится без молотка, без работы. Токи энергии надо разрядить.
– Бей же! Бей!
Да скорее, да чаще!
Руби, пили!
К машинам!
Мы – их рычаг, мы – их дыхание, замысел.
Тысяча работников, необъятная площадь станков.
– Песню!
– Железную!
Одну-единую!
Еще, еще быстрее мчитесь, колеса!
Камень, металл, работники – все в вихре смешалось.
Стальной шквал. Огненный смерч. Ураган работы.
– Внимание!
На секунду! Только сразу, всей тысячей:
– Железный демон века с человеческой душой, с нервами, как сталь, с мускулом, как рельса.
Вот он!
Он добьется, он дойдет, он достигнет!
Башня*
На жутких обрывах земли, над бездною страшных морей выросла башня, железная башня рабочих усилий.
Долго работники рыли, болотные пни корчевали и скалы взрывали прибрежные.
Неудач, неудач сколько было, несчастий!
Руки и ноги ломались в отчаянных муках, люди падали в ямы, земля их нещадно жрала.
Сначала считали убитых, спевали им песни надгробные. Потом помирали без песен прощальных, без слов. Там под башней погибла толпа безымянных, но славных работников башни.
И все ж победили… и внедрили в глуби земли тяжеленные плотные кубы бетонов-опор.
Бетон – это замысел нашей рабочей постройки, работою, подвигом, смертью вскормленный.
В бетоны впились, в них вросли, охватили огнем их железные лапы-устои.
Лапы
Тяжела, нелегка эта башня земле. Лапы давят, прессуют земные пласты. И порою как будто вздыхает сжатая башней земля; стоны тянутся с низов подземелья, сырых необъятных подземных рабочих могил.
А железное эхо подземных рыданий колеблет устои и все об умерших, все о погибших за башню работниках низкой железной октавой поет.
На лапы уперлись колонны, железные балки, угольники, рельсы.
Рельсы и балки вздымаются кверху, жмутся друг к другу, бьют и ловят друг друга, на мгновенье как будто застыли крест-накрест в борьбе и опять побежали все выше, вольнее, мощнее, друг друга тесня, отрицая и снова прессуя стальными крепленьями.
Высоко, высоко разбежались, до жути высоко угольники, балки и рельсы; их пронзил миллион раскаленных заклепок, – и все, что тут было ударом отдельным, запертым чувством, восстало в гармонии мощной порыва единого… сильных, решительных, смелых строителей башни.
Что за радость подняться на верх этой кованой башни!
Сплетенья гудят и поют, металлическим трепетом бьются, дрожат лабиринты железа. В этом трепете все – и земное, зарытое в недра, земное и песня к верхам, чуть видным, задернутым мглою верхам.
Вздохнуть, заслепиться тогда и без глаз посмотреть и почувствовать музыку башни рабочей: ходят тяжелыми ходами гаммы железные, хоры железного ропота рвутся и душу зовут к неизведанным, большим, чем башня, постройкам.
Их там тысячи. Их миллион. Миллиарды… рабочих ударов гремят в этих отзвуках башни железной.
Железо – железо!.. Гудят лабиринты.
В светлом воздухе башня вся кажется черной, железо не знает улыбки: горя в нем больше, чем радости, мысли в нем больше, чем смеха.
Железо, покрытое ржавчиной времени, это – мысль, вся серьезная, хмурая дума эпох и столетий.
Железную башню венчает прокованный, светлый, стальной, весь стремление к дальним высотам – шлифованный шпиль.
Он синее небо, которому прежние люди молились, давно разорвал, разбросал облака, он луну по ночам провожает, как странника старых, былых повестей и сказаний, он тушит ее своим светом, спорит уж с солнцем…
Шпиль высоко летит, башня за ним, тысяча балок и сеть лабиринтов покажутся вдруг вдохновенно легки, и реет стальная вершина над миром победой, трудом, достиженьем.
Сталь – это воля труда, вознесенного снизу к чуть видным верхам.
Дымкой и мглою бывает подернут наш шпиль: это черные дни неудач, катастрофы движенья, это ужас рабочей неволи, отчаянье, страх и безверье…
Зарыдают сильнее тогда, навзрыд зарыдают октавы тяжелых устоев, задрожит, заколеблется башня, грозит разрушеньем, вся пронзенная воплями сдавшихся жизни тяжелой, усталых… обманутых… строителей башни.