Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

В последний раз тропу широким махом смерь. Почуять влагу трав! И пусть приходит смерть. О, где твой бег ночной к пастушьим шалашам. Где твой обратный путь по утренним лугам… Рубцы от старых ран еще кровоточат. Следы жестоких битв за стаю, за волчат. Четвероногий брат встал тенью у ручья. С ним зверь о двух ногах. Ты стар, где стать твоя? Огнем пылает бок. Свиреп сородич твой! Ты логово стерег и принял честный бой. И бился до конца… Но жив твой волчий род. Вот волки завели подлунный хоровод. Почуять влагу трав. Мой дом, мой лес, прости! В последний раз завыть: «Волчата, вам расти!»

ЖЕРТВА

Что ж, упрекай меня, окаменевший зритель, В бессмысленном прыжке во тьму из темноты, Но я готов опять на плаху лечь – казните,- И жизнью рисковать, и вновь сжигать мосты. Не

прячу ничего, листвой не прикрываю, Я – весь перед тобой, содеял то и то, Но помыслы чисты, я к ним не подмешаю Подспудную корысть,- не упрекнет никто. На терниях я жил. Под страхом, без расчета, С тех пор, как я узнал изнанку жизни, роль Злодейства, грань штыка, балладу пулемета, За мирный мои народ отчаянье и боль. Глотайте жертву враз, давитесь, кто богаты! Европа, да сметет потоп твои поля! С разбитою душой кричу: «Вы виноваты!» И при смерти уже; «Живи, моя земля!»

ЯН РОБ ПАНИЧАН

УДАРНИКИ

перед нами богатство земля разложила горы хлеба металла великанская сила кипит в наших жилах нашу кровь капитала сеем пашем молотом машем к станкам спешим в головах залпом внезапным рождается план нового мира сердце чувства рекою к нему устремило под лучами чудесного завтра управляем волшебным жужжаньем машин кто мы такие? стихи мы укротим отдадим их в руки рабочие города сотворим не шутя говорим: с морями и горами сделаем все что захочется темп наш лозунг мозолистым нашим рукам мир доверил свои весла кто корабль повернет? не посметь! угнетателям – смерть! нам – вперед!

СИБИРСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Летят часы, им вслед Бегут колеса. Рядом - Снег – белый домосед - Покалывает взглядом. Березы там и тут. Их меловые талии, Как смерчи, стерегут Оцепененье далей. Заря идет ко дну, На горы тень накликав, И окна белизну Целуют кровью бликов.

СЛОВАЦКАЯ ПЕСНЯ

Горькая песня словацкой печали, тучей плывешь ты в широкие дали. А пропадая в далях гористых, острой тоской отзываешься в листьях. Буйно-веселая песня словацкая, ты молодецкой сменяешься пляскою. Парни в круг танца врываются дружно, горы они перепрыгнут, коль нужно. Песни словацкие, песни мятежные! Буря ли бьется о скалы прибрежные, пламя ль костров на топориках блещет? Души у панов от страха трепещут. Песня, сердечной согретая ласкою!… Расцеловал бы ту песню словацкую… Светится вся и звенит, улетая, мир ароматом цветов наполняя.

ЗАВЕЩАНИЕ

Земля! Ты мила мне в снегах зимы, Летом, весной, осенью. Я люблю поля, но больше – холмы: Они над равнинами к небу возносятся. Мне дороги горы, леса – тоже, Омытые ливнем, ветром. Но все же, Что может быть в жизни дороже Пламени, света? Я люблю птиц и цветов множество, И все, что земною отмечено метою. Но все же, Что может быть в жизни дороже Пламени, света? Помните! Когда солнца бубен медный Для меня навсегда стихнет, Огню предайте, чтоб напоследок Блеснуть, вспыхнуть!

ЛАЦО НОВОМЕСКИЙ

ВОСКРЕСЕНЬЕ

В звездное платье наспех одета, ночь выбегает на берег пустынный из городского движенья и света, из многолюдной, дымной гостиной, где ее только что угощали, где она только что весело пела… Ночь захотела любви и печали, ночь тишины, тишины захотела. Звезды мерцают. Рельсы сияют. Да светофоры-хамелеоны ежеминутно цвета изменяют: желтый – на красный и на зеленый. Друг мой продрог. Сигареты не тушит. Шутит – такая у друга манера. Девушке друга, к стихам равнодушной, я декламирую Аполлинера. Я декламирую с выраженьем… Берег пустынный. Холод собачий. Для человека с воображеньем все в этот вечер должно быть иначе. Может быть, звонкие строфы поэта и западут этой девушке в душу… Но ни поэты, ни сигареты нас не согреют и не обсушат. Если тебя хорошенько продуло - чувствуешь старым себя и усталым, после таких пешеходных прогулок голод является с волчьим оскалом. Как хорошо тогда в полуподвале «У двенадцати слез Девы Марии» посидеть, к бокалу прилипнув губами, помолчать, послушать, о чем говорили за соседним столиком, сдвинувши кружки, молодые подвыпившие солдаты: о любви, о выпивке

и о службе, и опять: кого-то, кто-то, когда-то… Ибо ведь невозможно, невыполнимо до конца себя рассказать словами, в лучшем случае худшую половину собутыльник выложит перед вами. Ибо только однажды, только однажды без колебаний и дипломатий сердце свое обнажает каждый перед любимой, и то – до объятий. И погружаешься с головою в тему, единственно дорогую, и забываешь все деловое, то есть уже половину другую. Ибо известно лишь музыканту, весельчаку-профессионалу, как на гармони за малую плату радость отмеривать людям помалу. Даром, что песенка эта убога, ветхозаветна и неказиста - мы разворовываем понемногу радость у старого гармониста. Много вещей мы не видели сами, по восхищенно о них говорили, ну, например, о готическом храме, о неземной чистоте его линий. Нынешний день привередливым людям кажется чем-то обычным и пошлым, мы иногда удивительно любим встретиться с мертвым, загадочным прошлым, чтобы, рукой мертвечину потрогав, тихо шептать: вот была красотища!… Даром что прошлое часто убого, малопонятно, никчемно и нище. Разнообразья мы захотели, малую толику самообмана: как бы мы прожили без светотени, что бы мы делали без тумана, без изменений, вливающих в жилы новые силы – как бы мы жили?… Мы еще живы. Пока еще живы. Мы еще в гроб себя не уложили! Тоненький голос волынки пастушьей и трескотню современных ударных мы одинаково любим послушать, мы одинаково благодарны. Не выходить бы из этого круга; музыка, выпивка, сердца истома… Но уже поздно: девушку друга ждут не дождутся родители дома. Это поэты-идеалисты нам о любви бесконечной твердили: все мирозданье – хоть провались ты, только б любить до креста на могиле, выпить до дна эту красную чашу, только б любить – ценою любою, несовершенную, краткую нашу жизнь до краев переполнить любовью! Но ведь известно: поэты витают в странах, которые создали сами. Девушка друга – она не такая: не забывает о папе и маме. Мы разбираем шляпы в прпхожей. Ночь помрачнела, стала как уголь. Что-то на трезвую не похожа благоразумная девушка друга…, Ночь одиночества хочет. И редких гонит прохожих, домой загоняя. Ночь в обнаженных запуталась ветках, тихо парит над простором Дуная. Ходит с винтовкой матрос величаво, ходит, мечтая о бурных походах. Тихо. Лишь волны возле причала скрежещут под тяжестью пароходов.

* * *

На кувыркающихся глядя обезьян, мы вспоминаем о далеком детстве: забытые безумства. Да, африканские уплыли корабли. Мартышка старого шарманщика смешная Кики, бедняжка, умерла от ностальгии. Далекое – прощай же детство! Но остаются с нами навсегда неистовые выходки Вийона, подобные той виселичной петле, которая хотела задушить его и Янко Краля. Маркиз де Сад, фантазии его, зажегшие Париж. Бастилии пылающие окна под гром рукоплесканий на галерке. А жизнь Вазир-Мухтара, смерть его, твои, о милый Незвал, строфы, мозаика из тысячи вещей! Забавы детства – огромный монумент округлых лиц и круглых слез, кругов на зеркале воды, что круглым камешком разбита, колечки дыма первых сигарет… Когда хранила бы земля игрушки детства, она не стала бы по эллипсу кружиться, а стала бы описывать круги - как в детских играх: «Колесо-колесико, за четыре грошика…» Так тысячу раз прощай, недавнее детство, забытые наши безумства. Не спрашивайте ребенка – как же случилось, что грусть его плачет над сломанною игрушкой. Сломались круги – на четыре угла распались. Взгляните: рисунок сломан и перекошен - этот ромбоид – детских забав обломки.

ЧЕРНОЕ И КРАСНОЕ

Округа вся враждебно почернела. Был белым снег, а за ночь – посерело. За далью даль вороний цвет приемлют. В глазах у милой две черных ночи дремлют. Черны шахтеры от остравской пыли. Черны огни, что из земли добыли. Над черной шахтой черный флаг взовьется. Красна одна лишь кровь, людская кровь, что в этих шахтах льется.

ДОРОГА

Матери

Теряет поезд колею, На солнце блеск теряют рельсы. Пропажу – как ее найти? Былое – кто вернет из рейса? Дымок теряют поезда В окно втекает небо сине… Равнину поезд потерял, Мать потеряла сына.

ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ