Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

ХЛЕБ МЕСЯТ

Солнце спало, и птицы спали, спрятав клювы в теплые крылья, Женщины раньше солнца встали, двери пекарни они открыли. Они забыли о скорби вчерашней, о всей суете желаний мелких. Словно пахарь, когда он на пашне, словно мельник, когда он – мельник. Муку просеивают снова и снова. Волосы словно в белых цветочках. Работают, не говоря ни слова, думая о сыновьях, о дочках. В море хлебного запаха канув, они смеются пьяно, счастливо, словно не тесто мнут руками, а мнут руками цветущую ниву. Солнце спит, и птицы не слышат женщин, тех, что пришли на работу. Хлебный запах из печи пышет - это пекарня раскрыла ворота. Руки

на хлебе горячем грея, женщина думает: «Пусть настанет, пусть придет благодатное время, когда всем людям хлеба достанет! А враг пусть подавится нашим хлебом! Пусть в горле вражьем он станет комом!» Женщина смотрит с порога на небо, внемля птичьим напевам знакомым.

«Я ЗДЕСЬ, ОТЧИЗНА!»

Бледнеет небо, птица бьет крылом. Испуганно дрожит листва. Старик пастух шапчонку снял рывком, и слышны причитания слова: «Отчизна! Люди!» Замолкни, утро! Стихни, тишина! Пусть вся земля застынет на мгновенье, чтоб выстрелы услышала она и слова каждый звук в последнем пенье: «Отчизна! Люди!» Ты, солнце, выглянь из-за облаков и освети разверстую могилу, чтоб веселей, бодрей им сделать было последние десятки их шагов. Благоухай, осенняя трава, последнее их ложе окаймляя. Пускай у них замлеет голова от запахов родного края. Последний крик, последний их привет ты, ветер, унеси в леса и горы, чтобы узнали родины просторы, кто вспомнил их в последний свой рассвет. «Отчизна! Родина!» – кричит гора горе. «Отчизна!» – подхватила вся округа, перекрывая эхом пулеметы, а издали, как будто голос друга, доносится из свежей их могилы: «Я здесь, отчизна!»

КОГДА ПРОМЧИТСЯ ВАША ЮНОСТЬ, ПТИЦЫ…

Когда промчится ваша юность, птицы, что делаете вы, дрозды, овсянки и синицы? Ты, жаворонок, что устал бороться с вышиной? Что зяблик делает под августовским светом, когда приходит срок прощаться с летом и пенье птиц заглушено поющей тишиной? Почуяв аромат снегов, дыхание мороза, услышав осени шаги, что делают леса? Что делаете, тополя, что делаешь, береза, когда минует лето, и слышен ветра свист, и по ветру кружится ваш первый желтый лист, и облака над вами плывут, как паруса? Когда в хрустальной синеве летают паутинки, что делаете вы, поля, луга, покосы, когда колючий иней все одел, когда в железную броню закованы травинки, и стали искристым ледком сверкающие росы, и в изгороди ломонос внезапно поседел? Когда от северных высот за южные отроги подует ветер ледяной, что делает вода, когда стихают подо льдом порывы и тревоги, когда потока синева внезапно вянет, как трава, и цепенеет пульс, и плеск смолкает навсегда?

ДЕТСКАЯ КОСИЧКА В ОСВЕНЦИМЕ

Осень сменяет лето, пятый раз сменяет, а тонкая, словно ящерка, девочкина косичка лежит в Освенцимском музее – живет и не умирает. Мамины пальцы сгорели, но все-таки ясно видно, как девочку в путь-дорогу пальцы те собирают, то они цепенеют, то беспомощно виснут и черную ленту предчувствий в тонкую косу вплетают Туго косичка закручена, не расплетется до вечера. Слезные змейки стелются – мама горько плачет. Девочка улыбается ласково и доверчиво, девочка не понимает, что эти слезы значат. Вот палачи ледяные – банды их ясно вижу - косят людские волосы, мечут в стога большие. Легкие детские локоны ветер уносит выше, в грузные копны сложены женские косы густые. Словно шерсть настриженную, словно руно овечье, в кучи их кто-то сваливает и приминает ногами. Вижу – пылают яростью большие глаза человечьи, вижу старух испуганных рядом со стариками. То, что словами не выскажешь, тоже вижу ясно: пламя пышет из топки и палачей озаряет, длинные их лопаты – от детской крови красные, стылые детские трупы в топку они швыряют. Вижу седины бедные – все в серебристом инее, и рядом – как ящерка – тонкую девочкину косичку, вижу глазенки детские – большие, синие-синие.

ВСЕ РАВНО

Даже тысячу лет проживши, после смерти я буду схожа с теми, кто не родился. Даже век свой прожив счастливо, после

смерти я буду схожа с теми, кто плакал. Даже запятнанная клеветою, после смерти я буду cxoжa с теми, кого хвалили. Даже память оставив в душах, после смерти я знать не буду, что меня вспоминают. Даже мудрость впитав земную, после смерти я знать буду меньше, чем ком земли у дороги. Даже доброе сердце имея, после смерти я стану равнодушнее камня. Даже радуясь ясному солнцу, не смогу после смерти выйти из мрака. И, полна сознания жизни, после смерти я знать не буду о том, что жила на свете.

ОСКАР ДАВИЧО

* * *

Умер дед Сокровенно, обыкновенно, Словно с ним ничего не случилось, Словно приснилось, Словно встанет Чуть свет, Спозаранок, И отправится дед На рынок. Умер дед совсем неожиданно. Только тихо исчезли гости, Только мама От этой вести Завопила И вдруг упала,- А тогда и на нас напало: Стали колоться в горле Какие-то странные кости, Которые вовсе - Не кости. Помчались зажженные свечи, Помчались безглавые мухи, Помчались по дому, И вверх - На карниз, И вниз, Словно что-то искали у нас. Ох, все они попросту падали с ног, Чтоб нечто найти, Эту некую малость, Крупицу, которая здесь потерялась. Но ни одна из горящих свечек И ни один Живой человечек Нам не могли объяснить словами, Что же такое потеряно в доме, Как же его настоящее имя? И завыли тогда Гардеробы Хриплым воем Бездонной утробы, И на наших железных щеках Появился зеркальный прах - Это рассыпалось зеркало, Выдав зеркальный страх.

* * *

Жизнь уплывает сквозь пальцы, Ласкаю лицо волны, Ласкаю ее волнистые пряди. Плыву в сенокосной прохладе, И в парусе – свежесть ветра. Где же на карте Недра? И даже не знают боги, Куда же – босые ноги, Куда же – пять весел, моя пятерня, Куда же несут меня.

* * *

С черешней за ухом По тропке глиняной Иду за звездами. Иду за крошечными, За мерцающими,- Мои мерцающие, мои крошечные! Из апельсиновых зрачков У вас любовь, как слезы, каплет На зелень трав, на всех жучков, На всех людей, на всех щенков, На муравьишку и на цаплю,- На все, на все, как слезы, каплет Любовь из апельсиновых зрачков, Которые трепещут, И дрожат, И прячутся за мглою облаков.

* * *

Глаза твои – словно озера, Уснувшие под небесами. В чешуйчатой ряби узора Волна шелестит волосами. Под веками, в глуби нездешней - Испугов багровых спиртовки. Твой взгляд – соблазнитель с черешней В губах близнеца-однокровки. В глазах твоих – дебри, погоня, Оленья охота, облава, Хохочет листва в небосклоне, И машет оленю дубрава, Машет своим ароматом, Ветром зеленоватым, Холодной жутью дождя и звезд, Пламенем вечности в полный рост.

* * *

Здесь мало любви, Дайте больше любви, Несметной любви, Воздушной и светлой любви, Любви – как досыта хлеба, Любви – как ясное солнце с неба, - Чтоб вынесла поодиночке Всех, кто гниет в одиночке, И выпустила, друзья, Там, где любовь моя, Любовь – свобода моя, Дышит в солнечной точке.

* * *

<