«…Поговорить с Вами долго и длинно и даже посплетничать…»: Переписка Г.В. Адамовича с Р.Н. Гринбергом (1953-1967)
Шрифт:
Может быть, сдавая остальные рукописи в печать, Вы могли бы до начала июля оставить для меня место? В статье моей было бы, скажем, 10–12 страниц обычного текста на машинке (т. е. приблизительно 30 строк на странице, по 65 печат<ных> знаков в строке). Название было бы «Темы»: т. е. отдельные отрывки «обо всем» в области литературы, без связи между каждым, м. б., кое-что и о Пастернаке [134] .
Буду ждать ответа. Шлю Софье Михайловне и Вам самый сердечный привет.
134
Эссе, написанное в том же жанре, что и «Комментарии», было опубликовано
Ваш Г. Адамович
37. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу
8.6.59
Дорогой Георгий Викторович,
Отвечаю на Ваше письмо немедленно, что я согласен ждать статью до начала июля. И названье «ТЕМЫ» мне нравится, и с формой знаком, и думаю, что читаться она будет, как всегда, с интересом. Место в 15 страниц, Вам отведенное, буду беречь и никому не отдам.
Альманах, по-видимому, получится лучше, чем думал.
Заметьте, что ко времени, когда Вы будете готовы с посылкой статьи, я буду жить в деревне и мой адрес будет следующий [135] :
Однако если Вы это письмо потеряете, то пишите на мой постоянный, вышеуказ<анный> [136] адрес.
Ваш
38. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу
Paris, 3/VII-59
Дорогой Роман Николаевич.
135
Пробел в машинописи, адрес был вписан от руки в первую копию.
136
Адрес также был вписан от руки в первую копию письма.
Пишу с «повинной головой». У меня в Париже такая суетливая жизнь, что никакие писания невозможны. Особенно если они требуют чуть-чуть раздумия и серьезности. Простите! Я очень жалею, что не написал обещанных заметок, пока был в Англии.
Завтра я уезжаю в Мюнхен, оттуда в Италию — всего дней на 10. Потом буду в Ницце, где могу взяться за ум и за дело, т. к. там мне никто ни в чем не мешает. Значит, между 20 и 30 июля Вы получите статью для альманаха. Если не поздно, буду искренне рад. Если поздно, tant pis [137] , — и надеюсь, Вы не будете на меня в слишком большой претензии. Я человек вообще аккуратный, кажется, впервые оскандалился.
137
Очень жаль (фр.).
Искренний привет Софии Михайловне.
Ваш Г. Адамович
Вторично я Вас не обману! Числа 25-го статья будет у Вас. Но если поздно и писать уже ни к чему, будьте добры, напишите мне в Ниццу: 4, avenue Emilia, chez M-me Heyligers, Nice.
39. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу
8.7.59
Дорогой Георгий Викторович,
Что же мне делать?
Альманах в наборе у типографа и будет еще там до конца месяца, поэтому если Ваши «ТЕМЫ» прибудут как-нибудь между 20 <и> 30 с<его> м<есяца>, то я буду очень доволен, все будет
ПИШИТЕ, ради Бога!
Вы мне нужны. Прошу Вас, гоните всех от себя на несколько дней, привяжите себя к стулу и столу и начните.
Итак, я снова буду ждать.
Желаю Вам всего самого счастливого за столом у себя дома, а после за другим, зеленым, где мы когда-то встречались.
Ваш
40. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу
4, av<enue> Emilia
chez M-me Heyligers
Nice, 31/VII-59
Дорогой Роман Николаевич.
Вот «Темы». Надеюсь, еще не слишком поздно. Я в обычном своем летнем маразме, а это — не совсем то, что я хотел написать (т. е. короче и сбивчивее). Но не взыщите: ни на что другое сейчас не способен.
Ваш Г. Адамович
P.S. Я в Ницце до 15 сентября. Если бы получил корректуру, вернул бы в тот же день.
Но это — на Ваше усмотрение.
41. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу
5.8.59
Дорогой Георгий Викторович,
Не поздно, но маловато. Спасибо! Жалуюсь, что мало, потому что понравилось и весьма нужно, чтоб оживить хоть немного прозу альманаха. Все сейчас объясню, но сначала хочу сказать, что посылаю Темы срочно в набор с тем, чтобы поскорей отправить Вам корректуру, а Вы тем временем напишите еще несколько главок и прибавьте к гранкам. Сделайте!
Простите меня за мою несомненную наглость: все прошу и ничего не плачу. Это верно. Однако платить, вероятно, будет не с чего; все — дефицитно-эмигрантское, как известно. Хотя возможно и чудо из-за Ахматовой, и тогда барыш пойдет сотрудникам.
Приложил мое «предисловие». Прочтите и скажите. Ужасно как трудно писать необходимые «жалкие» слова. Но ведь нужно ж сказать, что за затея, почему. Выжал, сколько смог.
А поэма ААА — настоящее золото. Каждое слово — кусок этого настоящего металла. Ничего такого не читал за годы, годы. Писалась поэма в 1940/43 гг. в Ленинграде — Ташкенте — Москве. Ахм<атова> пишет: «Работу над поэмой я продолжала и после возвращения в Ленинград, т. е. 1 июня 1944 г.».
Это должно быть событием, вернее, станет событием в нашей жизни, если хоть немного понимаю, в чем дело. Правда, русский эмигрант как-то совсем не любопытен ко всему, что «не политическое». Но и этот оттенок есть, хотя раздувать его не хотелось бы по причине хорошо понятной. 30 страниц гениальных строчек о гневе, мести, страданиях трех человек, среди которых Вы узнаете всех троих.
Мне доставили эту вещь «оттудова», чтобы напечатать и спасти ее для всех. И Вы поймете сразу, как я ухватился за нее. Она и есть украшение альманаха и единственная художественная вещь в ней, если не считать полдюжины стихотворений местных поэтов. Т. н. худ<ожественной> прозы нет, ибо ее и нету в настоящее время.
Вот я и хочу, чтобы Вы написали рецензию на мой сборник [138] . Вы один и сможете сказать нужное об Ахм<атовой> и об остальных. Если оставить это дело судьбе, то судьба спутает альманах с Аронсоном, а он — недоброжелатель, как только его самого нет в оглавлении и как только содержание не служит, прямо уж не знаю каким-таким, утопиям всем осточертевшего соцпорядка. Мы с ним добрые друзья, но он выдумал себя поэтом, литератором и критиком и твердо верит, что это так, и всех бы утопил в своей чернильнице.
138
Эту просьбу Гринберга Адамович исполнил, см. ниже.