Пограничье
Шрифт:
— Черт знает что со мной творишь… — пожаловался Павлик и большими пальцами рук вытер горячие капли с моих щек.
— Павлик…
Он вдруг побледнел и громко втянул воздух сузившимися ноздрями.
— Если ты сейчас скажешь, что не хотела... Или, например, что я твой самый-самый лучший друг…
Когда он произносил слова «самый-самый лучший», то смешно скривил нос и стал как две капли воды похож на Юлку Ясневскую, у меня прямо в груди защемило.
— Не скажу, — я провела носом по ключице, выступавшей в расстегнутом вороте рубахи, и повторила:
—
— Что? — Павлик наклонил голову, явно млея от того, как жадно я втягиваю в себя его теплый мятный аромат.
— Я не умею любить.
Он улыбнулся.
— Это не страшно, — прижал меня к себе крепко обеими руками, окончательно вытягивая под ливень. — Я научу… Ты только позволь мне, милая, ладно?
И вот никогда не подумала бы, что скажу это, но все-таки. Когда последний осенний ливень последнего осеннего месяца вгоняет тугие ледяные струи в твою кожу, когда зуб на зуб не попадает, а намокшие волосы неприятно липнут к щекам и шее, а ты сама безрассудно растворяешь свое тепло, пытаясь согреть другое тело, вот тогда-то и получаются самые сладкие в мире поцелуи.
Павлик даже не целовал, он почти лениво касался губами моего рта, словно приветствовал:
— Привет, госпожа Эро! Как жизнь?
Мне кажется, я сама поднялась на ступеньку выше, чтобы стать с ним одного роста и чтобы было удобнее обхватить руками его голову.
— Чудовище мое!! — пробормотал Павлик, а у меня едва ноги не подкосились, потому что он вдруг вздумал облизать мое ухо... И это было очень... очень...
— Очень прошу вас! — взмолился за моей спиной Карп Самович. — Зайдите в дом, пожалуйста! Или, в крайнем случае, хотя бы спрячьтесь в кусты!
Гениальный сыщик Пауль Эро рассмеялся по-юношески беспечным смехом и, игнорируя присутствие Дунькиного дворецкого, сообщил:
— На самом деле, люблю тебя, Сонюш.
А я не слишком умно ляпнула:
— Спасибо!
Карп Самович деликатно кашлянул и распахнул двери, пропуская нас вперед. Ну и закрутилось у меня все! Я бросила на Павлика косой взгляд, полюбовалась секунд десять на его счастливую улыбку и, вдруг потянувшись, заправила за ухо короткую светлую прядь и прижалась губами к маленькой круглой родинке под ухом.
Кошмар какой-то! Этот мужчина как наркотик! Он просто опасен, честное слово!
История о рабочих и нерабочих отношениях
Местечко было весьма приятное, хоть и довольно шумное. А эль тут, и в самом деле, был просто шикарный, насыщенного янтарного цвета, ароматный, с тугой шапкой аппетитной пены.
Вельзевул Аззариэлевич в блаженстве прикрыл глаза и сделал первый глоток, чувствуя, как приятная карамельная горькость смывает усталость последних недель. Хорошо бы вместе с усталостью из головы вымело и все непрестанно зудящие мысли.
Со вторым глотком мужчина открыл глаза и хмуро посмотрел на выход.
Что здесь делал Пауль Эро? Нет, конечно, понятно, что он здесь делал, но почему он не поспешил с отчетом или, например, не помчался
Третий глоток вместо того, чтобы отправиться в желудок и впитываться алкоголем в кровь, совершил коварную диверсию, прыгнув не в то горло и заставив мужчину закашляться. От удивления, не иначе. Потому что из дамской комнаты вдруг совершенно неожиданно появилась Ангелина Фасолаки. Она удивленно приподняла брови, заметив Вельзевула Аззариэлевича, моргнула очаровательно и не вполне трезво, после чего решительно подошла и, улыбнувшись навстречу поднявшемуся мужчине, проговорила восхитительным мурлыкающим голосом:
— Директор Ясневский!
— Профессор Фасолаки! — Вельзевул Аззариэлевич блеснул черным глазом и жестом предложил женщине присесть. — Присоединяйтесь. Или вы здесь не одна?
— Уже одна. Мой кавалер убежал по срочным делам...
Женщина жестом заказала себе пиво, и по резкости ее движений Вельзевул Аззариэлевич догадался, что этот бокал не первый.
— Кстати, о кавалерах, — Ангелина мило нахмурилась. — Вы зачем на самом деле Пауля Эро в Библиотеку отправили? Уж не за тем точно, чтобы что-то разузнать о моей скромной персоне...
Директор Ясневский спрятал улыбку за бокалом и качнул головой.
— Не за тем.
— А зачем? — она раздраженно почесала правую бровь.
Вельзевул Аззариэлевич небрежно пожал плечами.
— Полагаю, если я не стал объяснять этого тогда, не стану делать это и. Так ведь?
— Не так, — она уверенно тряхнула головой и отхлебнула из своего бокала. — Не так, потому что я пожертвовала слишком многим, чтобы добиться того, чего добилась. И я не собираюсь терять все это только потому, что вам, — презрительный взгляд и еще один глоток, — захотелось...
— Вы ничего не потеряете, Ангелина. Обещаю.
— Мне...
— Если я вам скажу, что обладаю некоторым даром, позволяющим заглянуть в будущее?
Пан Ясневский осторожно поймал сжатую в кулачок руку и, без труда разжав тонкие пальчики, погладил мягкую ладонь.
— О... — женщина удивленно округлила губы.
— И, может, даже намекну, что совершенная в юности ошибка наложила печать на мои уста?..
— То есть, — Ангелина торопливо кивнула, — то есть вы не можете говорить о том, что видите? Я... слышала об обмене кровью, но не думала, что это практикуют и сегодня.
Мужчина громко рассмеялся, запрокинув голову.
— Вы слышали? Ну-ну...
Ангелина дернулась, словно он ее ударил и попыталась вырвать руку, но директор Школы Добра цепко держал хрупкую ладонь, не позволяя женщине сбежать.
— А еще говорят, в Городе один хранитель пошел на преступление, обменявшись кровью со своим подопечным.
— Я не хочу... — бледность разлилась по прекрасному лицу.
— И я. И я тоже.
Наклонился над удерживаемой в плену рукой и с нескрываемым удовольствием, по-прежнему прожигая женщину чернотой своих глаз, медленно приложился губами к тыльной стороне ладони.