Пограничье
Шрифт:
— Мой господин, — Эйалгин перешел на шепот, — я… ошибся?
— О, да. Ты ошибся. Определенно, — ночной гость кивнул, довольный внезапным подобострастным обращением высокородного эльфа. — А сейчас проводи меня к девочке, я хочу посмотреть на нее.
Как бы Эйалгин ни боялся своего нового покровителя, сила крови все-таки подняла голову и эльф еще прежде, чем успел подумать, выпалил:
— Я не хочу показаться невежливым… или каким-то образом проявить непочтение, — внутри все дрожало от нервного страха, — но вы же знаете, что значит эта девочка для эльфов? Оливилинниль…
— Оставь. У меня голова взрывается от ваших имен. Твоя забота о племяннице кажется несколько запоздалой, не находишь?
Эйалгин на сотую долю секунды вдруг почувствовал в мышцах силу, а гордость неожиданно взбрыкнула и встала на дыбы, полыхнув яростью в глазах цвета морозного неба.
— Не пыхти, — человек тяжело поднялся из кресла, неприятно и по-стариковски при этом кряхтя. — Никто не собирается причинять вред вашей ушастой наследнице. Живая, она принесет нам больше пользы.
Эльфа передернуло от пренебрежительности тона говорившего, но он, стиснув зубы, постарался не подать виду. Кем бы ни был чертов старик, какой бы силой ни обладал, никто, никто кроме Эйалгина не смеет в таком тоне отзываться об эльфах. Даже если в этих эльфах половина крови человеческая.
— Она в детской башне, — наконец, произнес он, — где и должно быть будущей правительнице Зачарованного леса.
— Ну-ну, — старик хмыкнул, — правительнице… конечно.
Эльф проигнорировал ехидный тон и распахнул двери, пропуская своего гостя вперед.
Братья Риз, стоявшие в карауле той ночью, недоуменно уставились на вышедшего из регентских покоев человека, не понимая, откуда тот там взялся, но под грозным взглядом Эйалгина не осмелились произнести ни слова. Когда же начальство скрылось за поворотом, старший из братьев проговорил, задумчиво поправляя ленты в темно-русой косе:
— Мы же вчера весь день защиту на переходы ставили. Откуда он там взялся?
— В спальне, Ной, в спальне, — подхватил младший брат, которого волновал другой аспект проблемы ночного гостя. — Намедни в таверне троюродный дядя конюха говорил, что сестра его соседа у нашего регента, пусть светлыми будут его дни, горничной работала. Так вот, она рассказывала, что у Эйалгина в спальне никогда — никогда! — не ночевали женщины. Прикинь, а?
— А мужчины?
— Что, мужчины?
— Мужчины ночевали? — Ной ухмыльнулся, наблюдая за замешательством брата. — Братишка, мне иногда кажется, что твои уши слишком длинные даже для эльфа.
И рассмеялся, весело и обидно.
— Иди ты к черту!
Спустя минуту братья, конечно же, помирились. Но сплетня о том, что новый регент предпочитает девочкам мальчиков, уже успела родиться, а родившись, как-то сама просочилась сквозь толстые стены древнего замка, спустилась в сад, горюющий по прежней хозяйке, пробежалась до резной ограды, без труда ее преодолела и шумной волной обрушилась на Зачарованный лес.
Главный же объект этой сплетни тем временем стоял посреди розовой спальни и с выражением крайнего ужаса на лице смотрел в пустую пенно-белую кроватку.
— Думаю, что предположение о том, что девочку куда-то унесла кормилица можно не высказывать, — мрачно
— Я не понимаю. Я же сам повесил амулет. Если бы малышка покинула пределы детской башни, я бы…
— Ты бы, ты бы… — сотня микроскопических иголочек впилась в кожу и, просочившись в кровь, помчалась по венам, неся на своем пути разрушение и боль. — Как же я устал от вашей глупости. Мать-хозяйка! За что ты так со мной? Почему я вынужден иметь дело с такими идиотами?!
— Не убивай, прошу, — прохрипел Эйалгин, пытаясь разодрать ворот рубахи непослушными пальцами. — Я все исправлю!..
— Исправит он… Воистину, хочешь сделать хорошо — сделай это сам… Да не хрипи ты!
Эльф всхлипнул, вытянувшись в струну под злобным взглядом.
— Не стану я тебя убивать. По крайней мере, сейчас. Я сам займусь девчонкой. А ты, уж будь так добр, не просри переговоры. Потому что если ты не справишься, и там…
В глазах многоцветными огнями вспыхнула ужасающая боль, а затем теплая темнота толкнула эльфа в спину неожиданно мягкой лапой, и правитель Зачарованного леса завалился вперед, глухо ударившись лбом о розовый паркет детской. В том же положении его и нашли слуги спустя какое-то время, перенесли его в спальню, уложили на кровать, долго споря о том, стоит ли позвать целителя благородному хозяину или все-таки понадеяться на то, что Светлые боги — а может быть и Темные, кто его знает, этого странного регента — призовут его в чертоги предков, или в зеленые луга, или в глубоководные реки, все равно куда, лишь бы подальше от Зачарованного леса.
— Проснись! — шептали негромко, но настойчиво. — Проснись, счастье мое!
— М-м-м, — я промычала что-то в ответ, что-то среднее между «Уже встаю», «Идите к черту!» и «Хочу спать!»
— Сонюш! — я все-таки открыла один глаз, чтобы увидеть Павлика. Он был умыт, причесан, полностью одет и до безобразия серьезен.
Я лениво потянулась, покосившись на маленькую кроватку, стоявшую у окна, чтобы определить, по какой причине мой сыщик общается со мной, мягко говоря, на пониженных тонах.
Оливка спала. Пижамка на ней была голубая, Дуная сказала, что в ее доме нет ни одной вульгарной розовой детской, никаких розовых платьиц, а розовые чепчики в Речном городе вообще запрещены законом. И если я не верю, я могу уточнить у сиги Мори. Поэтому, да, пижамка на Оливке была голубенькая, но девочка все равно каким-то непостижимым образом была похожа на маленькое пирожное со взбитыми сливками.
— Что случилось? — попыталась произнести я, а вместо этого выдавила из себя:
— О-у-ы-а? — раздирая рот в жутком зевке.
— Зевушки-позевушки! — Павлик улыбнулся и, склонившись ко мне, поцеловал. — Как спалось?
— Ты разбудил меня, чтобы спросить, как мне спалось? — ворчливо спросила я, а Павлик вместо ответа улыбнулся. Всегда преклонялась перед людьми, которые умеют просыпаться в хорошем настроении.
— Ты такая забавная по утрам! — хмыкнул он. — Я еще во время нашего путешествия в Зачарованный лес заметил. Ты сразу после того, как проснешься, на маленького воинственного хомячка похожа.