Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.
Шрифт:
Характеристика статуса городов Литовской Руси будет неполной, если не коснуться религиозного аспекта их положения в Великом княжестве. Во всех областных привилеях есть гарантии неприкосновенности церковного имущества [818] , а в смоленской грамоте содержится в качестве первого пункта обещание: «штож нам (господарю. — М. К.) хрестиянства греческого закону не рушити, налоги им на их веру не чинити» [819] . В привилее 1498 г. Полоцку на магдебургское право в статье о выборах городского магистрата сказано, что половина радцев должна быть католиками, а другая половина — православными, точно так же и бурмистры: надлежит избирать ежегодно «одного закону римского, а другого грецкого» [820] . Наконец, следует упомянуть об уставной грамоте, выданной великим князем и королем Александром 26 декабря 1502 г. архиепископу полоцкому и витебскому Луке: в тексте этот документ назван подтверждением уставы великого князя Ярослава Владимировича, «свитка… прав духовных грецких» [821] , однако исследователи давно уже выяснили, что никакого отношения к церковному уставу Ярослава Мудрого подтвержденная Александром грамота не имеет, это — фальсификация, изготовленная в канцелярии полоцкого владыки в 1499–1502 гг. [822]
818
Там же. Стб. 846; АЗР. Т. 1. С. 360; ПГ. Вып. III. С. 86.
819
АЗР. Т. 1. С. 360.
820
РИБ. Т. 27. Стб. 705.
821
ПГ. Вып. II. М., 1978. № 253. С. 192.
822
См. комментарий А. Л. Хорошкевич к этому документу: там же. Вып. IV. М., 1982. С. 172.
823
Там же. Вып. II. С. 192.
824
Там же. С. 193.
Таков был правовой статус православной церкви в крупных восточнославянских городах на рубеже XV–XVI вв. Может, однако, возникнуть вопрос: не оставались ли все эти гарантии лишь на бумаге, каково было реальное положение? Что касается «украинных» княжеских городков, то там, как уже говорилось выше в первой части работы, даже во время попытки проведения унии, предпринятой виленским двором в самом конце XV в., никакой опасности православию не возникало. Теперь можно добавить, что аналогичная ситуация была в соседних господарских городах на восточном рубеже Великого княжества: Мценске, Брянске, Торопце и др. Наместниками в этих городах в последней четверти XV в. были (за исключением, может быть, одного Станислава Бартошевича) только православные князья и паны [825] ; униатские эмиссары здесь не появлялись. Скорее можно было бы ожидать столкновений на религиозной почве в таких крупных и ближе расположенных к ядру Литовского государства городах, как, например, Полоцк, — тем более что в этом последнем в самом конце XV в. появился католический (бернардинский) костел [826] . Вероятно, именно на данном факте основывался Иван III, когда в апреле 1500 г. он велел заявить послам великого князя Александра, что тот «ныне ново силу учинил Руси, чего наперед того при его отце и при его предкех не бывало: колко велел поставляти божниц римского закона в русских городах, в Полотцку и в иных местах, да жены от мужей и детей от отцов с животы отнимаючи, силно покщают в римской закон» [827] . Примечательно, что сам московский государь констатировал новизну, необычность отмеченного явления («наперед того… не бывало») и в то же время пытался его представить как массовое, широко распространенное: вместо одного костела в Полоцке говорится о нескольких «божницах» в ряде городов. Между тем было бы неосторожным вслед за московской дипломатией (стороной явно заинтересованной и пристрастной) видеть в единичном факте типичное явление и тем более распространять его на все «русские» города Великого княжества.
825
Backus O.Motives of West Russian Nobles in Deserting Lithuania for Moscow, 1377–1514. Lawrence (Kansas), 1957. Append. II. P. 135, 139, 145, 149–152, 154.
826
ПГ. Вып. II. № 248. С. 186; там же. Вып. IV. С. 163–164. По данным К. Петкевича, костел в Полоцке был учрежден в 1498 г. ( Pietkiewicz K.Wielkie Ksiestwo Litewskie pod rzadami Aleksandra Jagiello'nczyka. Pozna'n, 1995. S. 167). Об активности бернардинцев и францисканцев в Полоцке см.: Mironowicz A.Ko'sci'ol prawoslawny w pa'nstwie Piast'ow i Jagiellon'ow. Bialystok, 2003. S. 198 (там же ссылка на литературу о деятельности обоих орденов на территории Польши и Великого княжества Литовского).
827
Сб. РИО. Т. 35. С. 299. Дословно повторено в феврале 1501 г.: там же. С. 318.
Прежде всего нужно реально оценивать соотношение обеих конфессий в Литовском государстве описываемого времени: если католичество начинало проникать на русские земли, то православие давно и прочно обосновалось в самой Литве. По словам С. Герберштейна, побывавшего в Вильно проездом в 1526 г., «храмов русских там гораздо больше, чем римского исповедания» [828] . Действительно, по подсчетам Е. Охманьского, в 1511 г. в литовской столице было 13 православных церквей и их количество продолжало расти: к середине века в Вильно насчитывалось не менее 15 церквей при 14 костелах [829] . На славянских же землях Великого княжества господство православия было полным и неоспоримым. Даже в Новогрудке, расположенном по соседству с Литвой, на один католический костел приходилось в то время 10 церквей [830] . А в Смоленске существовавший некогда костел иностранных купцов был превращен в православную церковь [831] . Так что едва ли у основной массы населения русских городов могли возникнуть опасения за судьбу своей веры.
828
ГерберштейнС. М., 1988. С. 187.
829
Ochma'nski J.Biskupstwo wile'nskie w 'sredniowieczu. Pozna'n, 1972. S. 80–81.
830
Ibid. S. 81.
831
Думин С. В.Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) // История Отечества: Люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — начала XX в. М., 1991. С. 109.
Попытка форсирования унии при великом князе Александре, как мы старались показать в первой части, носила верхушечный характер и массу православного люда не затронула, явившись, по выражению М. Космана, лишь кратковременным эпизодом [832] .
832
Kosman M.Tolerancja wyznaniowa na Litwie do XVIII w. // ORP. T. XVIII. 1973. S. 102.
833
Кяупа З.Католики и православные в городской общине Вильнюса в конце XIV — начале XVI в. // Славяне и их соседи. Католицизм и православие в Средние века. Сб. тез. М., 1991. С. 29–30.
С еще большим основанием этот вывод можно отнести к городам восточной части Великого княжества. Заботы горожан, как они выглядят в документах рубежа XV–XVI вв., были сосредоточены на различных имущественных вопросах, отношениях с местной администрацией, финансовых, торговых и иных проблемах, но отнюдь не на судьбе православной веры в этих городах: борьба по конфессиональному вопросу станет существенным фактором в жизни славянского населения позднее, во второй половине XVI в. и далее.
Суммируя наши наблюдения, нужно подчеркнуть, что статус русских городов Великого княжества Литовского в изучаемый период был очень разнообразен; по существу, в положении каждого города имелись свои особенности. Все же условно можно выделить три категории городов (не по формально-юридическому, а по фактическому статусу):
1) пограничные княжеские городки, в которых городская община никак себя не проявляла, не имея собственной позиции, отличной от воли «своего» князя;
2) сравнительно крупные привилегированные частновладельческие города (Мстиславль, Слуцк, Пинск) и небольшие непривилегированные великокняжеские города: здесь мы уже видим борьбу горожан за свои права (и нередко весьма успешную), община имеет свое «лицо», собственную позицию;
3) крупные привилегированные города (Смоленск, Минск, Полоцк, Витебск), жители которых имели большой объем прав и привилегий, гарантированных великокняжеской властью в специальных грамотах, и активно их отстаивали; эти города имели опыт самостоятельного существования, развитые традиции самоуправления.
Разумеется, было множество нюансов, переходных состояний в положении городов — особенно это относится к городам, выделенным нами во вторую группу: одни из них, подобно Мценску или Путивлю, даже будучи великокняжескими, по реальному статусу приближались к частновладельческим крепостцам, проявлявшим во внутренней жизни полную пассивность; другие, вроде Брянска, Кричева с одной стороны, Мстиславля и Пинска — с другой, имели весьма развитые общины, которые отстаивали свои права с неменьшей активностью, чем жители крупных привилегированных городов.
Обращает на себя внимание, что всюду, где горожане боролись с произволом местной администрации, — будь то в частновладельческом Пинске, небольшом великокняжеском городе Кричеве или крупной привилегированной общине вроде Витебска — они неизменно в защиту своих прав ссылались на «старину». В историографии уже стало «общим местом» мнение, что лозунг нерушимости старины был принципом внутренней политики великих князей литовских [834] . Однако приведенный выше материал позволяет, на мой взгляд, глубже раскрыть смысл этого понятия: для горожан «старина» явно выступала как синоним справедливых порядков, того уклада жизни, при котором жили их отцы и деды [835] . Но отсюда возникает предположение о том, что города, активно отстаивавшие свою «старину» во внутриполитической жизни Великого княжества, должны были противиться и покушениям на нее извне: стало быть, Москва едва ли могла рассчитывать на серьезную поддержку в городах Литовской Руси. А то обстоятельство, что великие князья литовские официально провозглашали себя покровителями старины («мы старины не рушаем, а новин не вводим»), еще сильнее привязывало эти города к политической системе Великого княжества.
834
Грушевський М. С.Історія України-Руси. Т. V. Ч. 1. Львів, 1905. С. 5; Грушевский М. С.Города Великого Княжества… С. 1–3; Kamieniecki W.Spolecze'nstwo litewskie w XV wieku. Warszawa, 1947. S. 45–46; Хорошкевич A. Л.Исторические судьбы белорусских и украинских земель в XIV — начале XVI в. // Пашуто В. Т., Флоря Б. Н., Хорошкевич А. Л.Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982. С. 74; и др.
835
О «старине» в Великом княжестве см.: Кром М. М.«Старина» как категория средневекового менталитета (по материалам Великого княжества Литовского XIV — начала XVII в.) // Mediaevalia ucrainica: Ментальність та історія ідей. Т. III. Київ, 1994. С. 68–85.
Но статус городов, как мы выяснили, был различен. Поэтому можно высказать второе предположение: степень лояльности горожан к Литве находилась в зависимости от объема прав и привилегий, которыми они располагали, и их активности в отстаивании этих прав. В следующей главе мы проверим выдвинутые здесь предположения на материале, относящемся к истории русско-литовских войн конца XV — первой трети XVI в.
Глава вторая
Позиция городов в период войн Русского государства с Литвой конца XV — первой трети XVI в.
Роль городов в русско-литовских войнах рубежа XV–XVI вв. до сих пор не стала предметом специального изучения. В историографии города фигурируют обычно в качестве безгласного объекта присоединения к Московскому государству. Лишь позиция жителей Смоленска в начале XVI в. привлекла к себе внимание исследователей. М. К. Любавский, основываясь на летописном известии о раскрытии в Смоленске вскоре после его присоединения к России пролитовского заговора, утверждавшем, будто заговорщиков выдали сами местные бояре и черные люди, высказал мнение о «содействии смолян утверждению у них московского господства» [836] . Хотя эта версия не была подкреплена серьезным источниковедческим анализом, она получила впоследствии развитие в советской историографии, в работах В. П. Мальцева и А. Б. Кузнецова. При этом в смоленских событиях была усмотрена социальная подоплека: под пером В. П. Мальцева возникла схема, в которой «низам» (мелким боярам, мещанам и черным людям) была отведена роль союзников Москвы, а «верхам» (смоленской знати и «крупным купцам») — роль приверженцев литовских порядков; социальные противоречия в городе, по мнению исследователя, очень помогли Василию III в овладении Смоленском [837] .
836
Любавский М. К.Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. Изд. 2. М., 1915. С. 205–206.
837
Мальцев В. П.Борьба за Смоленск. (XVI–XVII вв.) Смоленск, 1940. С 28–29, 34, 36–38.