Похищение Елены
Шрифт:
— Как он милостив!
— Как он справедлив!
— Как мудр! — запел в унисон восторженный хор придворных, но один голос выбился из общей гармонии и заставил оборваться все остальные.
— Нет! О могущественный султан… чей лик затмевает… затмевает… чья слава… как солнце… Позволь пройти это испытание мне вместо Сергия!
Это Виктор бросился на колени перед повелителем Наджефа.
— Твоя дружба делает честь тебе, о чужестранец, — покачал головой султан, — но это испытание не твое, а твоего спутника. Истину нельзя подменить. Она или
— О многомудрый султан, — с вымученным смирением, которое не обмануло бы даже слепоглухонемого дебила, обратился к Валиду аль-Терро Волк, которому эта комедия с каждой минутой нравилась все меньше и меньше, и во весь голос заявить ему об этом мешал только отряд арбалетчиков, сопровождавший его от самой кофейни и сейчас угрюмо потеющий у него за спиной.
Великий султан не был слепоглухонемым дебилом, и на Волчье смирение клюнул.
— Говори, о Путешественник, — благодушно простер он огруженную перстнями длань к лукоморцу. — Может, у тебя есть последнее желание?
— Да. О великий султан, мне, человеку с Севера, непривычна ваша жара, и я очень страдаю от нее дни и ночи. Мне постоянно хочется пить.
— Ах воды! — с облегчением воскликнул султан. — Дайте испытуемому воды.
— Спасибо. И еще я прошу, чтобы мне налили свежей воды в мой кувшин, чтобы я мог взять его с собой в подземелье и попить, когда захочется.
— Конечно. Мы даже поступим более благородно — я прикажу налить тебе самого лучшего моего вина, — и Валид аль-Терро хитро улыбнулся, — чтобы ты не питал надежд приманить свежей водой кошку, если ее, как тебя сейчас, начнет мучить жажда.
Волк сжал зубы, сделал вид, что стойко снес и этот удар судьбы, и гордо подставил свой кувшин резво подскочившему виночерпию султана.
Хранителем Черной Кошки Истины была принесена позолоченная клетка, содержащая раскормленное тупоносое плоскомордое существо с длинной густой лоснящейся шерстью. За ним следовали два личных кошкиных опахальщика.
— Готова ли наша кошка исполнить свой долг перед правосудием? — приподнимаясь на троне, задал вопрос султан.
Кошка приоткрыла один глаз, презрительно обвела им окружающих и снова закрыла.
— Готова, о повелитель, — склонился ниже клетки кошконосец.
— Тогда пойдем к подземельям, и да поможет Сулейман правому и накажет виноватого, — промолвил султан, и вся группа участников, болельщиков и — не в последнюю очередь — арбалетчиков проследовала на первый этаж, где и находился вход в темную комнату потерянных истин.
Кошка была с почестями отпущена на пол и мягко, но решительно протолкнута в дверь подвала монаршьим сапогом.
Как только она переступила порог, султан захлопал в ладоши, зашикал, и враз забывшая про ожирение и одышку и обретшая давно утраченную прыть кошатина, мявкнув и выгнув хвост дугой, рванула в темноту.
Вслед за ней, так же мягко и решительно, но без применения обуви (правда, по лицам представителей наджефской стороны было видно, что
Лязгнул несколько раз, поворачиваясь, тяжелый ключ в замке.
Волк остался наедине с кошкой.
Главным отличием темной комнаты для поиска истины было то, что она была чрезвычайно темной.
Действительность превосходила все ожидания. Серый мог выпучить до крайности глаза или вовсе закрыть их — разницы не было бы никакой. Даже если эта закормленная скотина была бы у него в сантиметре от ног, он не мог бы ее увидеть. Ха! Султан напрасно беспокоился насчет воды — Серый был уверен, что налей он в вазу хоть молока, она бы не подошла. «Сливки и сметана» — было написано на ее самодовольной усатой морде.
Шаркая перед собой выставленной вперед ногой на предмет поиска первых ловушек и провалов, Волк сделал несколько шагов, держась за стену, пока не уперся в другую, из чего-то попеременно то железного, то деревянного, занозчатого.
Что бы это могло быть?
Тут Волка осенило: это же и есть пресловутая наджефская универсальная мебель — сундуки.
Значит, начинается…
Двигаясь тем же манером вдоль них, Серый через четыре шага ушиб ногу еще об одну такую стену и, попытавшись пролезть между ней и еще одной такой же, чуть не обвалил себе на голову обе.
Ну понаставили…
Мастера старинного вамаясского искусства хуо-ди — как правильно расставлять мебель, чтобы деньги водились, — при виде такой планировки выбросили бы свои компасы и ушли в монастырь.
Боком-боком Серый извлек себя обратно и на ощупь нашел натуральную, надежную кирпичную стену, на которую можно было теперь со спокойной душой навалиться и перевести дух.
Что дальше?
— Кис-кис-кис, — обратился он к невидимому зверю.
В ответ — презрительная тишина.
— Кис-кис-кис-кис-кис! — попытался еще раз он.
С тем же результатом.
Волк с холодеющим сердцем представил, как в виртуальных песочных часах его жизни последние песчинки с отчаянием цепляются за гладкие покатые стенки и одна за другой проигрывают войну с притяжением.
Что тут можно было сделать?
Потеряться самому и, когда пойдут искать не его, так кошку, незаметно проскочить мимо стражников и улизнуть из дворца?
Но когда это еще будет, и, если пройдет слишком много времени, где он тогда найдет Виктора, Масдая и, самое главное, джинна?
А если эта противная кошатина знает какой-нибудь потайной выход отсюда и вернется к хозяевам сама, то его могут и вовсе не пойти искать. Откроют дверь, увидят, что его нет поблизости, и на этом все и закончится. Ведь не так важно, у живого или у мертвого будет отрублена голова для водружения на всеобщее обозрение и какой она при этом будет свежести…
Но что еще?
Серый по стеночке опустился на пол, поджал под себя ноги, как это делают аборигены, и задумчиво отхлебнул из вазы.