Похищение Елены
Шрифт:
Оставалась сущая ерунда — обойти трехголового сторожевого пса Гербера и уговорить, разжалобить или обхитрить чету богов подземного царства — Хтона и Хризоморфу.
Как бы то ни было, оставлять за собой груду бездыханных тел в чужом монастыре Серому не хотелось, и он дал себе слово впредь подходить к выбору репертуара более осмотрительно, «Разлуку» больше не петь, а остановиться, пожалуй, на чем-нибудь повеселее. Например, на частушках.
Решив так, он с удвоенный энергией налег на весла, и через полчаса плоскодонка уже ткнулась
Метрах в десяти-пятнадцати от берега, прямо из черного холодного песка поднималась и уходила в небо стена из сероватого клубящегося тумана. По прочности и прозрачности она не уступала любой уважающей себя каменной, как быстро убедился разочарованный Волк.
Пришлось искать ворота.
Они находились тут же, неподалеку, метрах в ста вверх по течению напротив скрипучей щелястой пристани — видно, течением его снесло немножко сильнее, чем он предполагал.
Из калитки выглядывали три любопытные слюнявые морды знаменитого стража.
Серый передернул плечами, откашлялся — атмосфера здесь явно была не самая здоровая: сырость и липкая прохлада так и пробирали до костей — и ударил по струнам.
Не дожидаясь вокальной части, Гербер умоляюще заскулил в три глотки, замотал башками и быстро попятился в будку.
«Второй есть. — Довольный Волк щелкнул мысленно костяшками счет. — Остались еще две. В принципе их можно считать за одно препятствие. Это радует. И-и-эх!..»
И, распахнув калитку, он решительно ступил на дорогу из черного кирпича, обсаженную кипарисами и пирамидальными тополями. «Во дворец», — гласила надпись на стрелке, прибитой к полосатому столбику, и Сергий удовлетворенно кивнул головой.
Во дворец так во дворец.
Будем брать быка за рога, как выразился однажды царевич. Тогда Серый подумал, что более глупого выражения он еще не слыхал, и всем известно, что быка надо брать не за рога, а на прицел, если уж дело дошло до того, что хорошую племенную скотину приходится пускать на мясо. Если ты хочешь, конечно, чтобы на мясо ушел все-таки бык. Но было в этой дурацкой поговорке что-то такое заразительное, и запала она в память, и теперь вот вынырнула ни к селу ни к городу, напомнив лишний раз о том, кого он и так не забывал.
Ну что ж — держись, подземка!
И Серый ударил по струнам.
А шарабан катит, Колеса стерлися, А вы не ждали нас, А мы приперлися!..Так для потрясенной усопшей и не очень стеллийской общественности Сабвея открылись тридцать восемь минут сорок четыре секунды лукоморской культуры.
Потому что на тридцать восьмой минуте и сорок пятой секунде в затянутом фиолетовыми тучами низком небе прогремел гром, яростно сверкнула черная молния, ударившая почти под самые ноги отроку Сергию, и раздался гневный глас на грани нервного срыва:
—
Серый быстро затушил дымящиеся носки сандалий в клумбе с бессмертниками и вопросил:
— А с кем я, собственно, разговариваю?
— С тобой, о ничтожный смертный, говорит бог царства мертвых Хтон!
— Меня зовут Ликандр, и я пришел, чтобы забрать в мир живых тень моего друга Ивана!
— Ха. Ха. Ха, — было ему ответом.
«Ах, ха-ха-ха?» — мстительно подумал Волк и выдал на «бис» хит сезона — «Разлуку».
— Перестань! Перестань немедленно!!! — Неблагодарная аудитория и здесь не дала ему закончить. — Хулиган! Убирайся отсюда! Я сейчас поражу тебя молнией прямо в сердце!
— Не страшно! — бледнея от собственного нахальства, выкрикнул в ответ Серый. — Вы не можете убить меня здесь. К вам приходят души уже умерших, и над ними вы имеете власть! А пока я живой — я могу находиться здесь сколько угодно и делать что угодно!..
Громовой глас сконфуженно замолчал.
Инструктаж, проведенный Мими, не пропал даром.
Волк лихорадочно ухмыльнулся.
— Ну так что скажете, уважаемые? — снова выкрикнул он. — Отпустите его. Пожалуйста. Я вас очень прошу. Он попал сюда по недоразумению. Ему очень некогда, ей-богу!..
Снова тишина.
— Ну тогда, пока вы думаете, я спою вам еще одну свою любимую, — дружелюбно сообщил Серый. — Музыка народная. Слова народные. «Во субботу день ненастный». В Сабвее исполняется впервые, — торжественно, как конферансье на правительственном юбилее, объявил он и, не откладывая дела в долгий ящик, вступил:
Во субботу день ненастный, Нельзя в поле работать…Где-то недалеко, у ворот, завыл в ритм песни на три душераздирающих голоса Гербер, и вся вселенская тоска, безнадежность и отчаяние слились в этом пронзительном четырех-голосье человека и его друга.
Потревоженные души, мучимые неведомой доселе печалью, застенали, заплакали и заметались по всему подземному царству.
Казалось, еще чуть-чуть, и сама твердь земная и гладь небесная расколются от необъятного горя и прольются слезами мира наводнения и потопы.
— НЕТ!
— Стой! Перестань! — завизжал с неба истеричный женский голос.
— Ну хорошо. Давай, поговорим, — согласился раздраженный мужской, и перед отроком Сергием из ниоткуда материализовались две одетые в черное фигуры. И что-то во всем их виде намекало на то, что они были чрезвычайно недовольны.
Может, это были языки пламени, вырывавшиеся у супругов из ушей.
Может, молнии, плясавшие вокруг сжатых кулаков.
А может, просто такое выражение лиц, увидев которое в другое время даже Серый недолго думая перешел бы на другую сторону улицы, а еще лучше — города.