Похищение

Пиколт Джоди Линн

– Это дело о похищении имеет чрезвычайную важность для штата Аризона, – говорит она. – И, учитывая, что подсудимый уже проявил свою неблагонадежность и может проявить ее вновь, мы считаем, что о снятии залога не может быть и речи.

Я, прокашлявшись, встаю.

– Ваша честь, мы настоятельно просим вас обдумать вопрос залога. Мой клиент ни разу не привлекался…

– Позвольте возразить, Ваша честь.

Прокурор поднимает сложенную гармошкой распечатку, и та расправляется до самого пола. С документом такой длины Эндрю Хопкинс может показаться преступником века.

– Вы

могли бы и упомянуть об этом, – сквозь зубы цежу я в сторону Эндрю.

Нет ничего хуже для адвоката, чем когда прокурор выставляет его дураком. Подзащитный тогда автоматически превращается в обманщика, а ты сам – в человека, не справившегося со своими обязанностями.

– В декабре тысяча девятьсот семьдесят шестого года подсудимому выдвинули обвинение в нападении… тогда еще под именем Чарлз Эдвард Мэтьюс.

Судья ударяет молоточком о трибуну.

– Слушать больше не желаю! Если миллиона хватило, чтобы удержать подсудимого в Нью-Гэмпшире, двух должно хватить, чтобы он не сбежал из Аризоны. Наличными.

Приставы тащат Эндрю прочь, цепи его кандалов звенят.

– К чему вы ведете? – спрашиваю я.

Судья поджимает губы.

– В мои обязанности не входит объяснять вам, в чем заключаются ваши обязанности, мистер Тэлкотт. Кто вообще учит студентов-юристов в Нью-Гэмпшире?

– Я учился на юридическом в Вермонте, – поправляю его я.

Судья лишь презрительно фыркает.

– Вермонт – это тот же Нью-Гэмпшир. Следующее дело.

Я пытаюсь поймать взгляд Эндрю, но он не оборачивается. Крис хлопает меня по плечу, чтобы подбодрить, и я наконец вспоминаю о его существовании.

– Здесь всегда так, – с сочувствием говорит он.

Когда мы выходим, я замечаю прокурора, поглощенного беседой с пожилыми супругами.

– Ты хорошо знаешь окружного прокурора?

– Эмму Вассерштайн? Достаточно хорошо. Свое потомство она, скорее всего, сожрет. Крутая дамочка. Я давно с ней не сталкивался, но сомневаюсь, что беременность смягчила ее нрав.

Я вздыхаю.

– А я надеялся, что это какая-то гигантская опухоль.

Крис ухмыляется.

– Хуже, по крайней мере, уже не будет.

В этот момент Эмма Вассерштайн разворачивается и уводит пожилую пару из зала суда. Пара эта, очень хорошо одетая, явно нервничает. Я сразу распознаю в них смятение, которое обычно охватывает не знакомых с системой правосудия людей. Мужчине около пятидесяти пяти, он смугл, нерешителен. Он обнимает жену, которая, споткнувшись, налетает прямо на меня.

– Disculpeme, – говорит она.

Волосы цвета воронова крыла, веснушки, которые не скроешь под пудрой, черты ее лица… Я отступаю назад, пропуская женщину, которая одна в целом свете может быть матерью Делии.

Залы суда всегда полны звуков: скрип подошв, тихий шепот свидетелей, репетирующих речь, звон мелочи, клацанье рукоятей на торговых автоматах. А вот хлопают в ладоши здесь нечасто, хотя хороший суд – это всегда хорошее представление. Потому, услышав аплодисменты,

я судорожно озираюсь в поисках источника непривычного звука.

– Не лучший твой выход, – говорит шагающий мне навстречу Фиц, – но я поставлю тебе восемь баллов из десяти дам, так сказать, гандикап: ты же после перелета.

И я уже не могу сдержать улыбки.

– Господи, как я рад увидеть хоть одно доброжелательное лицо!

– Ничего удивительного – после такого-то сражения с Медеей! А где Делия?

– Не знаю, – честно признаюсь я. – Она позвонила сказать, что Софи заболела, но я не смог с ней связаться.

– Значит, она даже не знает, что слушание уже состоялось?

– Еще десять минут назад даже я не знал об этом слушании.

– Она тебя прикончит.

Я согласно киваю. Из кармана Фица торчит блокнот. Я тут же выхватываю его и пробегаю глазами по заметкам. Фиц явился сюда не затем, чтобы оказать нам моральную поддержку. Он пишет об этом в свою газету.

– Может, и прикончит, но только после тебя, – сухо отмечаю я.

– Ну что же, – Фиц виновато наклоняет голову. – Будем соседями в аду.

Мы идем по коридору, и я понятия не имею, какова наша конечная цель. Не удивлюсь, если этот коридор выведет нас снова в тюрьму.

– Поезжай к ней, – советую я. – Мы живем в трейлере в Месе. Трейлер размером меньше, чем будка Греты.

– В любом случае там должно быть уютнее, чем в мотеле, на который раскошелилась моя газета. Мотель расположен в очень удобном месте – прямо возле аэропорта «Скай Харбор». Настолько близко, что каждый раз, когда там взлетает самолет, бачок сам сливает воду.

Я достаю из нагрудного кармана ручку и записываю у Фица на ладони по-прежнему чужой мне адрес.

– Скажи, что я приеду как только смогу. И попроси позвонить, чтобы я знал, как дела у Софи. И если получится сделать это ненавязчиво, будь добр, сообщи ей о слушании.

По коридору я ухожу, подгоняемый смехом Фица.

– Трус! – кричит он мне вслед.

Я оборачиваюсь с усмешкой.

– Слабак, – откликаюсь я.

Через полчаса я оказываюсь в том месте, где все начиналось в приемной тюрьмы Мэдисон-Стрит. И снова приходится спорить с той же женщиной насчет моей справки из коллегии. Мне велят ждать, пока приведут моего клиента. Вот только на этот раз его таки приводят. Эндрю дожидается, пока надсмотрщик запрет дверь в крохотную комнатушку, прежде чем взорваться.

– Невиновен?!

Основная задача адвоката – защищать интересы клиента. Но как быть, если интересов у клиента не осталось? Как быть, если клиент усложняет и без того непростую ситуацию и просит о том, что причинит немыслимую боль женщине, за которую ты готов отдать жизнь?

– Эндрю, я вас умоляю… Я думал, одной ночи в тюрьме будет достаточно, чтобы вы передумали здесь прописаться. – Глаза его вспыхивают, но он не говорит ни слова. – И потом, по-вашему, как это воспримет Делия? – добавляю я. – Увидевшись с вами вчера вечером всего на полчаса, она уже потеряла покой.