Похищение
Шрифт:
Нет, потому что я уже вышел из возраста Софи. Нет, потому что я знаю, каково это, когда женщина, засыпая, своим дыханием сдувает покровы со всего мира; нет, потому что я упал на ароматную лужайку ее тела. Нет, потому что однажды в шестом классе, разбираясь с домашним заданием по математике, я вдруг понял, что к Эрику Делил относится иначе чем ко мне. И в этом уравнении нет знака «равно», только знак «больше».
Быть может, Софи знает меня лучше, чем я сам. Я действительно сажаю слово «Делия» к себе на кончик языка, как будто это не слово, а стайка бабочек. Я действительно готов
Это потому, что когда ее ранят, больно становится мне.
Я влачу свои жалкие стопы – ну, во всяком случае, тащусь во взятой напрокат колымаге – к трейлеру Делии. Глупо рассчитывать, что мне удастся ее избегать всегда. Может, она решит притвориться, будто этого поцелуя никогда и не было. Может, я смогу просто извиниться – и притворяться будем уже мы оба.
Но когда я подъезжаю, машины ее на месте не оказывается. Софи опрометью бросается в трейлер, я же замираю в нерешительности. Но прежде чем я успеваю скрыться незамеченным, мне навстречу выходит Эрик с протянутой рукой. Выглядит он чудовищно: под глазами чернеют круги, а в этой одежде он, похоже, спал.
– Слушай, Фиц, – начинает он. – Насчет того, что случилось…
Меня как будто разрубают секирой. Неужели Делия ему призналась?
Он тяжело вздыхает.
– Я не должен был рассказывать Делии, что ты пишешь статью о деле ее отца.
По сравнению с моим этот проступок кажется детской шалостью.
– И ты меня извини, – говорю я, имея в виду совсем другую ошибку.
Я неуверенно дергаю ручку на дверце машины.
– Ты простишь меня за то, что я повел себя, как последний мудак?
– Уже простил.
– Тогда почему убегаешь быстрее, чем Джесси Хелмс [28] с гей-парада?
– Ты тут ни при чем, – сознаюсь я.
– Вот как? – Эрик подходит к машине. – Тогда это, наверное, связано с бегством Делии.
– Она убегала быстрее Джесси Хелмса?
– Быстрее, чем Трент Лотт с корпоратива «Черного дерева», [29] – усмехается Эрик. – Так из-за чего вы поругались?
«Из-за тебя», – мысленно отвечаю я. Если представить наши жизни переплетением нитей, центральным узлом будет Эрик. Я боюсь тянуть за эту нить – боюсь распустить все остальное.
28
Крайне консервативный политик-республиканец, сенатор от штата Северная Каролина.
29
Трент Лотт – сенатор от штата Миссисипи, снискавший дурную славу расистскими заявлениями.
Я все еще помню, как он смотрел на меня с верхушки дуба и кукарекал петухом от радости: он взобрался туда первым. Я помню его голос, пробивающийся сквозь шум дождя по крыше (как будто сверху сыпали тысячи спичек): он клянется, что бродяга, который живет в штольне у дамбы, по ночам превращается в самого Дьявола.
Я бы никогда не заставил Делию выбирать между мною и Эриком, потому что сам не смог бы выбрать между ними.
– Я просто устал, – говорю я наконец. – Голова трещит. Эрик возвращается к трейлеру.
– Заходи, дам тебе аспирину.
Делать нечего, я следую за ним. Софи в спальне играет в чревовещателя с целой ордой Кенов и Барби. Маленький кухонный столик завален бумагами.
– Даже не знаю, как я смогу подготовиться к завтрашнему утру, – причитает Эрик. – Сегодня из Векстона прилетают несколько стариков, живших в доме престарелых. Они будут оценивать моральный облик подсудимого. Я должен встретить их в аэропорту. – Он смотрит на меня. – Камень, ножницы, бумага?
Я вздыхаю и сжимаю руку в кулак.
– Камень, ножницы, бумага, раз-два-три, – декламируем мы дуэтом. Я выбрасываю бумагу, Эрик – ножницы.
– Ты всегда выбираешь ножницы! – жалуюсь я.
– Тогда какого хрена ты всегда выбираешь бумагу? – Он снисходительно улыбается мне. – «Авиалинии США», прилет в три часа. Тебе понадобится шесть инвалидных кресел.
– Ты передо мной в долгу.
– Ага. Сколько там уже набежало… семьдесят пять миллиардов и шесть долларов?
– Плюс-минус.
Я обхожу вокруг стола, аккуратно касаясь разбросанных бумаг. Слова сами выпрыгивают на меня: «предубежденный свидетель», «нападающая сторона», «провокация». Поперек листа из блокнота маркером написано: «Лгать – говорить неправду. Лежать – находиться в беззащитном, беспомощном состоянии».
– Эндрю приходится несладко, – изрекает Эрик.
– Делии тоже.
– Ага. – Взгляды наши пересекаются. – Она тебе не рассказывала, зачем вообще потащилась в эту резервацию?
У меня перехватывает дыхание.
– Как-то не заходила об этом речь.
– Она разозлилась, потому что я скрыл от нее кое-что, о чем по секрету сообщил мне Эндрю. И понимаешь, Фиц, в чем дело: когда начнется суд, станет еще хуже. Я буду делать и говорить то, что ей совсем не понравится.
– Она простит тебя, когда все закончится, – говорю я недрогнувшим голосом.
– Если Эндрю оправдают… – уточняет Эрик. – Я всю жизнь готовился к тому моменту, когда мне перестанет наконец везти. Я ждал, что однажды Делия проснется и поймет, что я вовсе не тот человек, за которого она меня принимала. Поймет, что я обычный неудачник и растяпа. И понять это она может уже сегодня.
Я ищу в своем сердце ответ, но не нахожу.
– Пойду поищу аспирин, – выдавливаю я и ретируюсь в ванную.
Запершись, я сажусь на крышку унитаза. Если я и соврал насчет головной боли изначально, то уж сейчас голова у меня точно готова лопнуть. Я встаю и роюсь в навесном шкафчике – а это боль совсем иного рода: я трогаю дезодорант Делии, ее зубную щетку, ее противозачаточные таблетки. Сама она никогда не допустила бы между нами такого уровня близости.
Аспирин я там не нахожу, а потому опускаюсь на колени и залезаю под умывальник. Шампунь, резиновый утенок Софи, крем с экстрактом гамамелиса. Чистящее средство, вазелин, лосьон для загара. Мягкая башня из рулонов туалетной бумаги.