Похититель всего
Шрифт:
Сколько было до Ашкелона? Несколько часов пути до ближайшего пригорода, если двигаться на повозке, потом на лодке и так далее… Но пешком… Пешком он сейчас вряд ли мог пройти больше нескольких десятков метров. По большому счету, у него имелись сомнения и на счет того, сумеет ли он добраться до поселения впереди. Все-таки зря он слез с повозки. Уж как-нибудь объяснил бы хозяевам порчу товара, нашел бы способ оплатить ущерб… Хотя его могли и не захотеть слушать, не поверить в рассказ о нападении “карликов”, тем более что вся эта история теперь даже Энсадуму казалась в высшей степени невероятной. Банда карликов-расхитителей повозок? Звучит абсурдно даже для его ушей. Да, именно так.
9
Энсадум всегда знал, что, если погибнет, его кровь достанется Интерпретаторам.
Энсадум никогда не задумывался над тем, что будет дальше. Каким образом его личность можно “примерить”, ведь он не перчатка. Тем более невероятным казалось то, то эта личность якобы сможет некоторое время жить в другом теле. Недолго, да, но — жить. Как если бы на мгновение кто-то стал другим человеком просто одев его одежду. Сравнение грубое и неточное, если учитывать, что для самого Интерпретатора это отнюдь не переодевание, а скорее наоборот.
Сможет ли он сознавать себя? Хоть на мгновение? Понять, что это именно он — тот, который раньше был чем — то другим, а теперь на мгновение воскрес в другом теле?
Будет ли его личность хвататься за эту соломинку, держаться за единственную возможность пожить? Не потому ли Интерпретаторами становились единицы? Энсадум не представлял себе, что кто-то мог поселиться в его теле, пусть и на мгновение. Не захочет ли он остаться там подольше?
Смерть практика всегда расследовали. Первое — он мог быть свидетелем убийства, и поэтому его могли устранить как нежелательного свидетеля. Второе — эссенции крови практиков, кураторов, Распределителей и — тем более — Интерпретаторов сохраняли особенно тщательно. Ходили слухи, что таким образом их можно переселить в другие, «пустые» тела, но если в это и верил кто-то, то таких людей Энсадум не знал. Просто разговоры, ничего больше. Да и откуда возьмутся пустые тела? Человек ведь не сосуд, который можно наполнить или опустошить по собственному желанию и в любое время.
Впервые Энсадум задумался о смерти еще в детстве. Отец показал ему мертвую птицу — она лежала у них во дворе — просто комок перьев, ничего больше. Странным образом это казалось Энсе неестественным, даже противоестественным. Уже тогда он понимал, что любая смерть противоестественна по определению, но позже, уже будучи практиком, осознал, что любая смерть несвоевременна, неожиданна и не обязательна.
И все же, будучи практиком, он привык к смерти. Любая гибель живого существа стала восприниматься как нечто обыденное. Даже вид мертвых тел со временем перестал пугать его. Возможно, он был готов к этой работе еще с детских времен — с тех самых пор, когда практик явился в их дом, чтобы забрать кровь брата.
Затем было Разрушение и новые смерти — гибель родителей.
Энсадум часто думал о том, что именно это, а не смерть Завии, стало решающим словом в выборе дела всей жизни.
Дело всей жизни?
По отношению к работе практика это звучало как минимум странно. Как максимум — слишком напыщенно.
И все же, за все эти годы он привык думать, что занимается чем-то действительно важным.
Ту птицу невозможно было воскресить, и даже всей ее крови не хватило бы на то, чтобы воссоздать несколько последних минут жизни пернатой. Однако юный Энса целый день провел над крохотным трупом, зарисовывая увиденное в блокнот, словно каким-то образом хотел продлить «жизнь» этой несчастной малютки.
Позже он выяснил, что примерно тем же занимаются кураторы, поскольку все, что они делают — создают набросок воспоминаний и сохраняют его. Возможно, никто и никогда больше н заглянет в их “блокнот”, и все же…
Обычный человек и не догадывался, насколько сложный механизм функционирует в стенах Курсора.
Энсадум был практиком — сколько? Пару лет? А до этого еще два года учился. За все это время он так и не побывал в дальних зала Курсора, не посетил ничего, кроме библиотеки
Ни Распределителей, ни Интерпретаторов он не видел ни в тот день, ни позже. Хотя он и подозревал, что кроме этих четырех категорий: практиков, кураторов, Распределителей и Интерпретаторов в иерархии Курсора должны находится другие — выше и ниже по положению. Ведь должен же был кто-то выполнять все те манипуляции, которые требовались при превращении крови в эссенцию. Наверняка были те, кто отвечал за перегонку и дистилляцию, мыл колбы и реторты, а также разливал уже готовую эссенцию по емкостям. Как должен был найтись кто-то, кто будет управлять всем. Не просто контролировать процесс- поставок крови, перегонку, хранение и прочее — этим займутся практики и кураторы, а именно УПРАВЛЯТЬ. Конечно, это не могли быть Интерпретаторы. Хотя в иерархии они занимали более высокое положение, гораздо выше даже кураторов, они точно так же выполняли свою функцию.
Как Интерпретаторы становились тем, кем являлись, оставалось загадкой. Возможно, они попросту были достаточно сумасшедшими для того, чтобы примерять на себя личность другого человека. И достаточно выносливыми, чтобы этой личности противостоять…
ГЛАВА 7. Похититель всего
10
Не было никакой черты, отмечающей границу города. Обычно это — дома пригорода или палисадники, в эпоху до Разрушения — промышленные объекты, мастерские и различные склады. Они словно кольцо геологических отложений, окружали тело города, загрубевшее и шершавое снаружи и мягкое, и податливое внутри (наиболее нежное — в самом центре, где у некоторых животных находятся сплетения чувствительных волокон — нервов, а может быть — синапсов, по которым передаются эмоции и мысли). У города это все, что угодно: от движения транспорта до потоков финансов, постоянно циркулирующих по его венам словно своеобразная кровь; иногда она питает некий орган, и он вырастает полноценным и здоровым, и наоборот, если “питания” не хватает, отдельные части “тела” чахнут и умирают. Энсадум видел как процветающие части Ашкелона, так и совсем заброшенные, населенные бедняками и преступниками. Многие из них потеряли все после Разрушения, а некоторые и до него ничего не имели.
Как в игре в чехарду, подумал Энсадум, когда нужно подольше задержаться на спине того, кто под тобой, ну или прыгнуть дальше. В этом плане Ашкелон был тем, кто бесцеремонно взгромоздился на спину конкуренту. А еще он был городом, где до Разрушения использовали электричество — пусть совсем мало, но все же. Это был город с общественным транспортом — сначала конной повозкой, тащившей вагончик на тридцать-сорок мест, а затем и с настоящим автоматом впереди, способным тащить не одну, а две или три такие повозки.
Само собой, место, где он оказался сейчас, мало напоминало Ашкелон и любой другой крупный мегаполис. Скорее, этот город был крохотным и живучим словно кровососущее насекомое вроде клещей, намертво впившихся в тело пустоши своими жвалами. Интересно, как долго подобные поселения способны выживать на всеми брошенных землях? Энсадум удивился бы, узнав, что очень, очень долго.
И все же, этот городок или поселение, или то чем бы оно не было, можно было пройти из конца в конец за десять минут и за три четверти часа обойти кругом.