Поход клюнутого
Шрифт:
– Чего держат тогда? – пробурчал раздраженно Торгрим, влезая в подлатанную прузенскими умельцами кольчугу. – Толку с него никакого, еще и нечисть всякая селится, – неужели так трудно поджечь, чтоб глаза не мозолил?
– В самом деле! Давай я подожгу. – Бинго заозирался в поисках подходящей зажигательной снасти.
– Нет уж, ты сиди. Не твоего ума забота. Я еще не забыл, как ты мне прикурить дал, а потом всю ночь город тушили.
– Вот потому до сих пор и не сожгли, что у каждого есть личный дварф-советчик. Только у всех внутренний, у одного меня наружный, поскольку в мой богатый внутренний мир не вписывается.
Торгрим
– Теперь заткнись, – на всякий случай предупредил дварф Бингхама.
– А если вдруг идея какая? Им бы это… пора уже начаться к таким-то годам.
– Прибереги для мемуаров. Тсс!
Торгрим вытянул из-за спины секиру и застыл на полусогнутых, привалившись боком к горе ящиков. Бинго по соседству тоже постарался было замереть, но продержался всего пару секунд, потом начал принюхиваться, завертел башкой и наконец нацелился носом на жертвенный мешок. Какое-то время он с собой еще боролся, но когда нос тендера нырнул в густую тень под мостом, гоблин сорвался с нарезки и крадущимся шагом, проволакивая каблуки по доскам, чтобы ими только не цокать, направился к мешку. Дварф слишком поздно заметил этот выход, исступленно закатил глаза и шагнул было следом, но тут как раз началось.
Откуда-то сверху, из непроглядной тьмы под настилом, бесшумно развернулась огромная когтистая лапа, безошибочно нацелившись подцепить когтем подношение. Бинго же, не будь плох, в мешок со всей дури вцепился, как клещ, запустил туда рожу и вгрызся, распространяя насыщенный запах имбиря и ванили.
– Ты чего?! – взвыл Торгрим в отчаянии.
– Пряники же! – прочавкал Бинго и, отпустив одной рукой мешок, отпихнул ею троллиную лапу, силящуюся утащить под настил добычу вкупе с нежданным довеском. – Есть предел моему терпению! Не отдам целый мешок пряников вражескому чучелу!
– Отдай мешок, дурак! – завопил от руля и капитан. – Отдай, я тебе другой куплю!
– Тогда у меня два будет! Пусти пряники, побирушка! Работу найди, на диету сядь!
Тролль приложил усилие, Бинго тоже не оплошал, и в итоге могучая троллиная грабля утянулась в темень, уволакивая лопнувший по шву мешок, а неудержимо посыпавшиеся пряники щедро усыпали палубу.
– Да ты совсем с ума спятил! – Торгрим метнулся к шлепнувшемуся среди пряников Бингхаму и от души его вздернул за воротник. – Всех под монастырь подведешь!
– У тебя свои принципы, у меня свои! – Бинго возмущенно отпихнулся. – Я не веду дел с гномами, не делюсь пряниками и не играю на балалайке... последним готов поступиться, не по своей воле такой рестрикт заимел.
У Бингхама была наготове душещипательная история о том, как его попытки развить музыкальное дарование были сурово притиснуты в целях национальной безопасности, но рассказать ее он не успел. Корабль неспешно проволокся под мостом, едва не зацепившись мачтой,
Бинго, как уже сказано, немало повидал троллей, но такой громадины ему доселе не попадалось. Даже не разогнувшись в полный рост, повелитель моста возвышался над рослым гоблином на добрых две головы, а в плечах был шире раза в три, отчего походил скорее на гору, обросшую седым лишаем с подножия до вершины. Корявая троллиная морда, словно покрытая толстенной корой, никаких эмоций не отражала, а глаз и видно не было из-под вспученных надбровных дуг, но что-то такое было в неспешной поступи колосса, что заставило матросов, не задерживаясь, посыпаться за борт. Не успел хозяйственный дварф и ахнуть, как за ними последовали обе обозные коняшки; только преисполненный воинской доблести Рансер остался стоять как вкопанный, а пони метнулся в одну сторону, в другую, скакнул на борт, но одолеть его так и не сумел и панически заржал в уголочке.
– Вот чудо чудное, теперь мы и команду потеряли, – простонал Торгрим. – Куда хоть это страшилище бить, чтоб наповал? О такую башку топор не поломать бы.
– Да погоди ты бить. – Бинго подергался, застряв в бочке, но на морду тролля смотрел неотрывно, словно вспоминая что-то. – Эй, ты! Что-то знакома мне твоя рожа! Ты, часом, не родственник Угышыхыбубуху?
Свершилось, как обычно в Бингхамовом присутствии, невероятное – тролль остановился, и стригущие его движения когтями чуть замедлились.
– Соображай скорее, старина, у нас дела срочные, – раздраженно потребовал Бинго, оперся руками о края бочки и, от них отжавшись, высвободил ноги. – Очень у тебя уши знакомые, прямо как у него.
– Пятиюродный... внук... – Таким голосом могла бы шелестеть, к примеру, дубовая роща, или из тенистой расщелины в горном кряже он мог бы доноситься, до икотки пугая ко всему привычных скалолазных охотников.
– Ты ему или он тебе?
– Какая тебе разница? – прошипел Торгрим, лихорадочно соображая, не делает ли семейное знакомство Бингхама с троллем союзниками, потому что если делает, то лучше будет удержаться от очередной порции поучительных побоев.
– Терпение, только терпение.
– Он... мне...
– Ага. Пятиюродный внук... тогда ты, выходит... – Бинго растопырил пальцы и принялся их загибать. – Двое сбоку, луна в средней фазе, мешок песка и семеро неспящих... стало быть, ты Гультапранидоспонд?
Тролль остановился совсем, завалил голову на плечо и уставился на знатока генеалогии, ни единым мускулом не выдавая чувств, но Торгрима уже и то впечатлило донельзя, что эту громаду удалось притормозить без применения стенобитных орудий.