Похождения проклятых
Шрифт:
— Хочу познать православие, — ответил он. — А ты против?
— Да нет. Валяй, познавай.
— У меня в планах давно было посещение Нового Иерусалима. Хотел сравнить с тем, Палестинским. И знаете, что я вам скажу? Этот ничуть не хуже. А в некотором роде даже еще и лучше. Мне нравится. Правда, я еще не все тут осмотрел. Но красиво! А главное, как саккамулированная история раннего христианства. Я имею в виду путь Христа. Тут многое открывается заново.
— А ты на чем прилетел? — вновь спросил я. — Не на истребителе?
— Нет, взял у друзей мерс и приехал. Пежо-то я Маше одолжил.
— Кстати,
— Плевать. Так это свой пежо я видел у обочины? — он усмехнулся, подмигнул нам обоим и добавил с каким-то двойным смыслом: — Но это будет тебе дорого стоить…
А Маша лишь норовисто передернула плечиками.
— Вообще-то это ты нам должен еще приплатить за то, что подсунул такой гнилой автомобиль, — нахально заявил я. — За моральные переживания, лечение и все такое прочее.
— А ты сильно головой ушибся? — в ответ спросил он. — Тогда я готов тебе даже часть своего мозга отдать.
— Не надо. Обойдусь.
— Я же предупреждал, что тормоза плохие.
— Да обошлось все! И хватит, — сказала Маша. — Лучше помоги нам отыскать тут одну старушку.
Я стоял возле Маши, и мне не составило труда незаметно ущипнуть ее за локоть. Она поморщилась, но поняла, поскольку я еще и выразительно повращал глазами.
— Какую старушку? — охотно поинтересовался Яков.
— Так. Проехали, — ответила она.
— Это последствия аварии, — пояснил я. — Ей сейчас все какие-то старушки мерещатся. Посттравматический синдром. Мы еще тут погуляем немного, а потом я отвезу ее в Склиф.
— Можно на моем мерсе, — предложил Яков. Он озабоченно приподнял Машин подбородок и стал изучать глазное яблоко. — Я сам врач, по первой профессии, — добавил он, манипулируя руками.
— А по второй? — спросил я.
— По второй — я спецагент Моссада и ЦРУ. Да ты и сам знаешь.
Маша брыкнула головой и прекратила врачебный осмотр.
— Да все вроде в порядке, — сказал Яков. — Жить будете долго и счастливо. Оба. Потому что родились заново. Примета такая. Так что это с вас причитается, а не с меня. Я вас, можно сказать, вновь породил и даже соединил.
— Ну, спасибо тебе, благодетель! — кисло усмехнулся я.
— А где Алексей? — он начал озираться. — Вы же неразлучная троица? Как Отец, Сын и Дух Святой.
— Плохо ты еще влез в православие, коли кощунствуешь, — заметила Маша. — Да еще у монастырских стен.
Яков засмеялся. Он поднял вверх обе руки:
— Виноват, исправлюсь.
Мы еще поговорили некоторое время, а потом разошлись. Все равно встретимся, никуда не деться. Яков присоединился к группке иностранных туристов, Маша пошла направо, а я — налево. В этот будний день народа в Новом Иерусалиме было не так уж и много. Ходили богомольцы, встречались монахи и священнослужители, попадались просто праздношатающиеся. Кто в одиночестве, кто семейными парами, с детьми, некоторые кучками, а один раз мимо меня прошла даже целая толпа, человек в тридцать. Должно быть, выездное мероприятие неофитов какой-нибудь префектуры Северного округа. Хорошо, конечно, когда люди этакой стаей идут в храм или обитель, тянутся ко Христу, но посещение подобных духовных мест все же требует некоего уединения, душевного затвора,
Осень в Новом Иерусалиме наступила раньше, чем в Москве. Желтые листья уже лежали на дорожках, а бордовые трепетали на ветках деревьев. Но теплота стояла необыкновенная. Даже ветерок был нежным и ласковым. И повсюду разливался покой, тишина и умиротворение…
Сквозь время — в вечность
…Блаженная Параскева Саровская еще не начала говорить, а государыня уже была бледна и почти близка к обмороку. Император же сохранял рассеянное спокойствие, смущенно оглядываясь: где бы присесть? Более всего тревожился за Алекс, поддерживая ее под руку. В келье была всего одна кровать и никаких стульев. Лицо у блаженной казалось чересчур хмурым, сумрачным, ничуть не просветленным, а напротив, будто грубо вырезанным из куска темного дерева, чуть склоненным набок.
— На пол, на пол садитесь! — сказала она. И добавила: — На дно, на дно самое.
Великие князья, три митрополита, игуменья и другие — все ожидали возле домика, у входа. Они не слышали того, о чем в течение двух часов говорила государю и государыне Параскева Ивановна. До этого матушка игуменья уже вручила Николаю Александровичу запечатанное мягким хлебом письмо от преподобного Серафима Саровского, на чье всероссийское прославление 20 июля 1903 года вся царская семья и приехала — к открытию его святых мощей. Царь успел прочесть. Он знал, что ждет его, династию, Россию, церковь. Два года назад о том же было записано и в рукописи монаха Авеля, которую вскрыли в Гатчинском дворце. Но вот и третье свидетельство, третье Откровение, уже живой провидицы, уже близкое — на расстоянии вытянутой руки. Нельзя было только подвергать Алекс такому испытанию… — подумал он, глядя на плачущую супругу. А ведь еще даже не рожден наследник…
Ему вдруг вспомнилось, как всего шесть с половиной месяцев назад, на Иордане у Зимнего дворца при салюте из пушек от Петропавловской крепости одно из орудий случайно оказалось заряжено картечью. Залп пришелся по окнам и по беседке, где находилось все духовенство и свита. Картечь просвистела совсем рядом, но — не чудо ли? — никого не задела. Только как топором срубило древко церковной хоругви над его головой. Хоругвь не упала, ее успел крепкой рукой подхватить протодиакон Новоторжский, и тотчас же могучим голосом запел: Спаси-и, Господи, люди Твоя-а… Пока все приходили в себя, он спросил ровным голосом:
— Кто командовал батареей?
Бросились выяснять. Офицер 11-го гренадерского Фанагорийского генералиссимуса князя Суворова полка Дмитрий Карцев сам был напуган до смерти. Жалко было смотреть, он решил не наказывать его: да ведь и не пострадал никто! Кроме городового Романова, получившего самое легкое ранение в руку. Вот ведь как: Романова заряд задел, но не того, не вышли еще времена и сроки — далеко еще до 1918-го года. А до тех пор бояться нечего. А уж там — тот крест, та жертва, которую возложит на него Господь… лишь бы спасти Россию.