Шрифт:
Андрей ЩЕРБАКОВ
ПОХОЖДЕНИЯ ШТИРЛИЦА И ДРУГИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОРМАНА
ПРОЛОГ
За окном проехал танк без башни и машина с молоком.
Никита Сергеевич задумчиво почесал наморщенный лоб мыслителя и крякнул, подтягивая сползшие на пол штаны. Его секретарь втихоря с большим удовольствием повторил данный звук, и Великий Производитель Кукурузы остался доволен.
– Хочется чевой-та...
– жалобно протянул он, вытряхивая из карманов вышитых штанов шелуху от семечек вместе с помятой брошюрой "Дагоним, Абгоним, Перигоним и Выпьем", изданной газетой "Советский
– Че, бухать бум, Никит Сергеич?
– секретарь сгорал от нетерпения, дрожа от предвкушения пол-литровой бутылки.
– Не-е... После вчерашнего похмелья башка булькает... вождю явно было нехорошо.
Секретарь грязно выругался и сглотнул слюну.
– Не вопи, - сказал Никита Сергеевич.
Повздыхав минут двадцать, он бросил зубочистку в окно и спросил:
– А че там деется у товаищча Исаева?
– А черт его знает...
– Это хорошо...
– сказал Хрущев.
– А че Берия?
– Сидит, - коротко ответил секретарь, злобно потирая руки и тирански улыбаясь.
– Тож хорошо, - сказал Хрущев, обмакивая в чернильницу пальцы левой руки и одновременно облизывая пальцы правой. Секретарь с благоговейным интересом следил за его действиями.
– Ага, - сказал вождь, насытившись на халяву казенными чернилами. слушай, как тебя, давай посадим кого-нить?
– Давай, - секретарь вытащил из кармана обглоданный карандаш и измятый клочок газеты "Кукуруза у свете решениев съезда дупетатов палаты садоводов г. Анадыри".
– Пши, - сказал вождь, стукая ботинком по стенке. Стенка издавала кряхтящие звуки и бросалась штукатуркой. Сидящие на крыше агенты ЦРУ оглохли от шума, сделанного сдавленными потайными микрофонами.
– Пши, - повторил вождь, явно собираясь повторить данное побуждение еще раза три. Секретарь терпеливо ковырял в носу, вытирая палец о фалды пиджака. Не своего, естественно.
– Пши, - сказал вождь еще раз, томно закатывая глаза.
Дырка в стенке увеличивалась с заметной быстротой.
– Че псать?
– секретарь вычистил нос и захотел заняться чем-нибудь еще.
– Пши: "Список", - сказал Хрущев, вспоминая, что надо еще.
– "... сок", секретарь старательно выводил непослушные и неуклюжие буквы.
– Пши: "Приказува... то есть не, прикузавы... вобщем, пиши, чтоб арестовали этого... как его... ну, такой весь... с усами... то есть с ушами... Исаева", во! вождь был рад, что вспомнил через минуту, а не через час. Жаловаться на склероз было рано.
– "... Исаева", - произведение удалось на славу, если не обращать внимание на масляные пятна.
– Дай посмотреть, - попросил Хрущев. Секретарь скромно показал листок. Хрущев позавидовал его способности красиво писать и так хорошо выражаться, и мастер эпистолярного жанра понял, что следующий ордер на арест придется выписывать себе самому.
– Ладно, грамотей, тащи в контору...
– Хрущев посмотрел на него исподлобья.
– Тащи-тащи, и чтоб не убег до завтрева!
Секретарь смачно плюнул на стенку и вышел из кабинета. Хрущев посмотрел на его плевок, прицелился и тоже плюнул. Потом вытер оба плевка
– Никак все совейское, че портить...
А за окном проехал танк с башней и машина без молока.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Прошло пять с половиной лет с тех пор, как Штирлиц стал вождем в Бразилии. Теперь он, а не Мюллер, был вождем, и все в колонии Третьего Рейха подчинялись ему и благоговели перед ним. Штирлиц разъелся, по вечерам пел непристойные песни и даже почти совсем забыл о Мировой Революции.
В гарем теперь ходил он, каждый день и помногу раз, как получалось, а Мюллер ходил кругами вокруг него и втихоря злился. Женщины Штирлица уважали, а Мюллера нет. Борман стал толстеть не по дням, а по часам, стал медленнее бегать и был тяжел на подъем, но придумывал более ухищренные пакости. Появление различных новейших достижений науки, техники и самогоноварения подталкивало его совершенствовать свое мастерство, и теперь жертва, зацепившаяся за невидимую веревочку, не падала, а притягивалась к дереву посредством влияния сильного магнитного поля на металлические предметы в своих карманах и ударялась током, ослеплялась вспышкой или оглушалась сиреной.
Пастор Шлаг на халяву разжирел так, что уже не влезал в самую широкую сутану, сделанную из чехла от танка Т-34. Борман злобно потешался над ним, советуя носить другой чехол, от ракеты "Томагавк", и предлагал свою помощь в его получении. Пастор деликатно отказывался.
Ежедневно утром два здоровых негра наполняли для смиренного священника водой здоровое корыто, пускали туда ведро голодных пираний, и пастор садился удить, взяв с собой пару бутербродов, потертую библию времен гражданской войны и журнал "Play boy".
К вечеру он возвращался, не поймав, естественно, ничего, и читал книгу "О вкусной и здоровой пище". Негры спускали воду из корыта и выбрасывали хищных пираний в океан, забирая со дна перекушенные части удочки, обгрызанную леску и консервные банки из-под тушенки, которые кровожадные рыбы не могли переварить, несмотря на большие усилия. Банками всех обеспечивал сам Штирлиц, так как отказаться от вкусной и здоровой пищи, про которую читал пастор Шлаг, он был не в силах. Иногда полет банки из окна сопровождался жужжащим консервным ножом и неприличным ругательством. Если пастору счастливилось подслушивать под окном, то помимо ругательств и рыганий он получал банкой по лбу и долго беззвучно радовался, выпучив глаза. Пастор потирал лоб и повторял заклинание своего покровителя, чем сильно стимулировал пищеварение у гогочущего Штирлица.
– Эй, пастор...
– Штирлицу не хотелось драться, но обойтись без профилактического мероприятия (мордобития) было нельзя.
– А?
– Пастор, шевеля бровями, выполз из-под подоконника и уставился на Штирлица добрыми честными глазами. Увидев такой взгляд, Штирлиц немного смутился. Ему гораздо привычней было видеть злобный оскал, или красочный фингал под глазом.
– Чего ты на меня так смотришь?
– недоверчиво спросил он, на всякий случай ощупывая в кармане браунинг с выцветшей дарственной надписью.
– по родине соскучился?