Похождения Штирлица и другие приключения Бормана
Шрифт:
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Нельзя сказать, чтобы ферма Джона Вейна процветала. Скорее, она не процветала, а даже совсем наоборот. Все хозяйство Вейна, корова, автомобиль "Паккард", никогда не бывший на ходу и четыре тощие курицы, пришло в запустение и было заложено в ломбард.
Поэтому, когда Штирлиц появился на его ферме, Вейн принял его за судебного исполнителя и треснул его оглоблей по голове.
– Больно же, - сказал Штирлиц.
Вейн удивился.
– Чего надо, motherfucker?
– грубо спросил
– А чего ты ругаешься?
– обиделся Штирлиц.
– Человек пришел по делу, хочет тебе бизнес предложить, а ты его палкой...
– Какое дело?
– живо среагировал Вейн, доставая из шкафа запыленную бутыль с самогоном.
– Мы у тебя поживем, будем хорошо платить, а ты помалкивай и не задавай глупых вопросов.
– Банк грабить будете?
– тут же спросил Вейн, делая интонацию на последнем слове.
– Посмотрим, - сказал Штирлиц, вручая Вейну банкноту в 100 долларов. Тот почти что совсем офигел.
– Слушай, Джоанна, тут пришел какой-то сумасшедший..., начал он.
– Не сумасшедший, а товарищ Штирлиц, - сказал Айсман, входя с большим чемоданом в руках.
– ... и дал мне сто долларов...
– Много - мы можем вжять шдачу, - сказал Шелленберг, также появляясь в дверях.
– Чего надо?
– заученно спросил Вейн.
– Мы здесь жить будем, - сказал Айсман голосом, категорически не допускающим никаких возражений.
– Мы от товарища Штирлица.
– А, от этого, - сказал Вейн.
– Ну, живите...
***
Айсман предполагал, что жизнь у Вейна будет приятной и легкой. Вейн тоже считал, что наличие двух здоровых бездельников избавит его от хлопот, поэтому в день прибытия заставил Айсмана и Шелленберга вспахать вручную сорок акров. К вечеру Айсман и Шелленберг уже продумывали план побега. Они заспорили чересчур громко, Вейн вмешался и на всякий случай посадил обоих под замок.
Когда Штирлиц ехал к Вейну на свежеотремонтированном "Паккарде", два друга скандировали, просунув головы между реек оконной рамы амбара:
– Са-атрап, са-атрап!
– Это вы кому?
– хмуро спросил Штирлиц, засучивая левый рукав. Оба исчезли в амбаре, появился Вейн.
– Это они мне, - сказал он и пояснил: - Работать не хотят.
– В зуб, - коротко пообещал Штирлиц, вертя в руке юбилейный кастет на цепочке.
– Пойдемте, выпьем, товарищ Штирлиц, - засуетился Вейн, ходя вокруг русского разведчика кругами.
– Пошли, - согласился Штирлиц.
Из окна амбара показалась морда Шелленберга.
– Шатрап!
– крикнул он и исчез.
– По-моему, это он мне, - сказал Штирлиц хмуро и полез в амбар. Там раздалась глухая возня, удары, и русский разведчик вылез, весьма удовлетворенный.
– Теперь пошли, - сказал он, доставая из кармана бутылку "Смирновской".
– Ага, - сказал Вейн, и собутыльники удалились.
–
– Мы вот ему покажем...
– Покажем, покажем, - согласился Айсман, с беспокойством оглядываясь по сторонам.
В доме Вейна загорелась керосиновая лампа. Через полчаса оттуда раздались пьяные голоса:
" Вихри враждебные веют над нами-и-и-и...,
Темные силы нас зло-о-о-бно гнету-у-ут... "
Еще через полчаса все стихло, и дремлющую в густой темноте ферму потрясли звуки мощнейшего храпа.
– Штирлиц, - утвердительно сказал Айсман, перетряхивая слипшуюся, почему-то сырую солому. Ему не ответили. Айсман позвал Шелленберга, но потом огляделся и заметил дырку в стене. Попытавшись пролезть в нее, он застрял и таким образом провел ночь.
***
В это время в Бразилии, в колонии Третьего Рейха, проходил ночной допрос. Майор с неизвестной фамилией, развалившись в плетеном кресле, допрашивал пастора Шлага. Говорить пастору помогали два ОМОН'овца, путем ударов по животу и голове. Пастор вопил, но не признавался. И не потому, что был такой стойкий. Просто он ничегошеньки не знал.
– Ничего, расскажешь, - обещал майор, почесывая под кителем набитый бараниной живот.
– Ничего не знаю, - стойко отвечал пастор на каждый удар по животу. К ударам по голове он произносил междометие "Ай" и плевался на пол (совсем, как Штирлиц).
– Ладно, - сказал майор, вынув их ушей вату.
– Тащите другого... потолще.
– Я здесь!
– Борман появился, как всегда, внезапно, и встал перед майором. Тот любил, когда ему подчинялись непрекословно, как девочки в баре.
– Где Исаев?
– спросил майор, делая грозное лицо.
– Тю-тю, - сказал Борман, делая покачивания руками, как крыльями. От такого опасного для окружающих движения пол скоро был усыпан толстым слоем веревочек и гвоздей.
– Я тебе дам "тю-тю"!
– заорал майор.
– Говори по человечески, а то как дам... в нос...
– Улетел Исаев, - сказал Борман, радуясь, что пакость, похоже, пройдет безнаказанно.
– В Америку подался...
– Гм, - важно сказал майор.
– Америка - это не наша юрисперден... то есть мы туда не поедем.
– Вот и я говорю - "тю-тю", - сказал Борман, садясь на пол рядом с майором. Майор вскочил, так как тонкая, но очень острая булавка впилась ему в зад и заорал:
– Встать! Молчать! Кругом! Равнение налево! Ружье на плечо! Воздух! А-а-а-а!
Борман тихо отполз в угол и сидел там с хронометром, считая секунды, нужные майору для успокоения. Новый препарат для возбуждения, похоже, должен был стать очередной яркой страницей в его деятельности.
– Тридцать семь секунд, - сказал он наконец, втайне радуясь такому замечательному рекорду.