Поиграем со смертью?..
Шрифт:
— Какие гости! — всплеснул руками Грелль и разулыбался во все тридцать два обпиленных зуба. Если он дверь открыл, значит, Динка спит. Обидно…
— И без охраны, — добавил я и пропёрся в хату, не снимая кеды. Ну мало ли, нас прямо отсюда в прошлое закинут? Чревато! Потому мы и не разуваемся в последнее время дома, только перед сном, и то не всегда — я однажды так и лег в кедах дрыхнуть, опасаясь отправки с утра пораньше.
— Охрану я тебе обеспечу в любой момент! — проворковал жнец, а я фыркнул:
— Кто бы меня от тебя ещё охранил!
— Какой ты недоверчивый, Лёшечка, просто слов нет, — оскорбился жнец, но, бодрым парнокопытным проскакав на кухню, добавил: —
— Кстати, о птичках, — нехотя пробормотал я и, поймав хитрый взгляд паранормальной гадости, плюхнулся на стул. — Я тебе обещал в Америке кое-что, а ты даже не требуешь расплаты. Почему?
— Ой, ну ты ведь человек слова, разве нет? — усевшись справа от меня, проворковал явно довольный Сатклифф. — Я ждал, пока ты сам решишь выполнить обещание. Это будет значить, что ты уже готов к нашей поездке! А значит, она пройдёт весело.
— Угу. Для тебя, — поморщился я и выдвинул условия: — Я с тобой пойду только в том случае, если ты не будешь меня домогаться или пытаться прирезать. Ну и если обещаешь не ставить меня в неловкие ситуации: не оставишь в Питере, не будешь, если днём пойдём, выставлять меня геем перед другими посетителями…
— Лёшечка, ты такой жестокий, — томно протянул жнец. — Мне это нравится! Похоже, ради тебя я готов поменять специализацию на абсолютного мазохиста!
— Обойдусь, — поморщился я. Мне никогда не понять его логику, если она вообще существует! А то, кажется, она давным-давно ушла на встречу с глобальным потеплением и испарилась…
— Когда отправляемся? — проигнорировал меня Сатклифф. Вот умеет он, когда ему надо, делать вид, что не слышал собеседника! Я аж завидую иногда.
— Ну, вот как вернёмся из похода с твоим боссом, я в норму приду, и сходим, — я капитулировал. А другого выхода изначально не было, так что куда ж деваться?
— Отлично! Тогда я проведу тебя по самым живописным кладбищам Петербурга, покажу самые красивые памятники и расскажу удивительные истории старинных захоронений! — воодушевился жнец, и я, если честно, подумал, что, может, не так уж эта прогулка будет и плоха, если он слово сдержит и не будет до меня домогаться.
Пока мы с Сатклиффом увлечённо беседовали о Питерском некрополе, Динка наконец соизволила проснуться и прошлёпала в душ, одарив меня вялым: «Привет, Лёш». Я был озадачен её мрачным настроением и спросил у жнеца, чегой-то с моей подругой, на что тот заговорщически мне подмигнул и, понизив голос до шёпота, пояснил:
— Вчера эта твоя «подруга» спросила Величайшего, зачем он дал тебе адрес того любопытного домика. Легендарный же ответил, что не обязан перед ней отчитываться, но сделает исключение и пояснит: ему было скучно, а вся эта история показалась довольно забавной. Девочка ему не поверила и предположила, что у него наверняка были какие-то планы на всю эту эпопею, но Гробовщик ответил, что либо ей придётся довольствоваться таким объяснением, либо угадывать самой — он не будет пояснять. И тогда эта глупая девчушка решила угадать — спросила, не было ли всё это проверкой, ведь Величайший знал, что она разозлится на друзей за вмешательство в её жизнь, потому и позволил всему этому произойти. Как я понял, она угадала — Легендарный ответил: «Можешь мыслить логически, когда хочешь». На это твоя подружка обиделась, потому как, судя по её ворчанию, она не хочет ссориться с вами и боится причинить вам вред, Легендарный же попытался сгладить ситуацию словами о том, будто для этого её и тренирует, ведь никто не даст гарантии, что вы не влезете в её жизнь самостоятельно, без его участия. Но из-за этого
— Да я ни за что не полезу в её жизнь! — возмутился я, недоумевая — как Динка могла поверить, что я буду копаться в её прошлом, если я слово дал в это не лезть?!
— Я-то тебе верю, но она, кажется, вообще никому не склонна доверять. Разве что Величайшему, — многозначительно так покосившись в сторону ванны, ответил жнец и добавил: — Только вряд ли ей что-то светит! Если уж даже я не смог ледяное сердце нашей легенды растопить, то у неё нет и шанса!
— Но Гробовщик — не гей, — воззвал я к разуму Грелля.
— А ты откуда знаешь? — хитро прищурился жнец, и я растерялся. А правда, откуда я знаю? — Вот то-то и оно! Никто ничего не знает о Легендарном, потому что он слишком скрытный. Так что шанс у меня был.
— Ну, может быть, — признал поражение я, подумав, что шанс-то у Грелля был, только если Гробовщик у нас тоже фанат Голубой Луны. В противном случае у Динки шансов больше. Хотя она смертная, а значит, для Легендарного она даже хуже жнеца-гея. Ведь они к нам относятся как к мешкам с костями, и потому максимум, что им от нас может быть нужно — секс. На большее ей рассчитывать не стоит.
— Фигово, — решил я поделиться наболевшим с Сатклиффом, пытавшимся заварить чай. — Если даже Динка и заинтересует Гробовщика, то только на одну ночь, и всё. Надо бы мне с ней об этом поговорить…
— А это разве не будет вмешательством в её жизнь? — хитро так протянул Грелль, и я удивлённо на него воззрился. — Заметь, она твоего совета не спрашивала, да и любой, кому будут указывать, кого любить, а кого нет, возненавидит советчика. Влюблённые не видят дальше собственного носа, потому так часто обжигаются. Но если они не будут обжигаться, то и не найдут того, кто их примет.
Это ещё что за лекция о любви такая? Я нахмурился и, отобрав у жнеца заварку, начал самолично заваривать чай. Грелль же уселся на стул и, как-то на удивление печально на меня глядя, спросил:
— Ты всё-таки влюбился в эту скучную девчонку?
— Нет, — покачал головой я, совсем не разозлившись на этот вопрос. Кажись, я к нему уже привык. — Просто волнуюсь за неё — Динка мой друг. Но ты, кажись, прав. Она обидится, если я полезу не в своё дело. Вот только жаль, что она не видит очевидного: мы из разных рас, и смертные для жнецов — лишь мешки с костями, не более того. На любовь до гроба ей рассчитывать не приходится — она состарится и умрёт, а Гробовщик будет вечно молодым. Зачем ему старуха? Зачем ему смотреть, как она умирает, даже если вдруг он увидит в ней не просто очередной набор сухожилий и мышц, а личность? Да и не увидит он её замечательных душевных качеств — она априори для него только подопытный кролик, не больше. Наши расы слишком разные.
— Верно, но только отчасти, — подозрительно тихо ответил Грелль. — Да, смотреть, как любимый умирает, тяжело. Как стареет — тоже. Человеческая жизнь для нас как один миг, потому мы не можем связать себя с людьми узами настоящей любви и быть верными смертному до его гроба. Но почему ты отвергаешь мысль о том, что жнец может влюбиться в человека? Не обращай внимание на моего напарничка, у Нокса вообще любовь измеряется только постелью. Но, Лёшечка, быть со смертным, которого полюбишь, хотя бы несколько лет — разве это не прекрасно? Наши жизни не имеют финальной точки, мы в любом случае переживём своего партнера, а потому смотреть, как он умирает, никто не согласится. Но год, два, три быть счастливым со смертным — почему нет?