Пока мы можем говорить
Шрифт:
– По скалам лазать не придется, – смутился Михаил Ефремович. – Ничего, встанем раненько, пойдем себе и пойдем… Если в шесть утра выдвинемся, так к полудню уже и на месте будем.
Развели костер, Кдани с Сашей принесли из багажника плетеную корзину для пикника, синюю клетчатую скатерть и пледы.
– Да, – покачал головой екатеринбургский историк, – прямо как в американском кино.
– Эстетика быта! – сказала Кдани. – Все должно быть красиво. Саша, дай мне, пожалуйста, желтые салфетки.
Ирина взяла кусок ветчины и бутылку воды и отправилась в машину – спать.
– Не торопись, ты куда? – поймал ее за рукав Георгий. – Димки сейчас мясо жарить будут. Михаил Ефремович правильно говорит, у нас здесь что-то вроде барбекю.
– Нет настроения, – коротко сказала Ирина. – Мне работать завтра, а вам – не знаю…
Саша проводила ее взглядом, привычно тихо вздохнула и села рядом с Борисом, прижавшись к его боку.
– Ну все, отбой, – скомандовал Георгий спустя полтора часа. – Борис, предлагаю вам разделить со мной палатку. Вы как, не против?
– Мы еще посидим. – Саша лежала у Бориса на коленях, грела руки под его свитером и гладила ладошкой его живот.
Костер практически погас, и в свете тлеющих углей Борис плохо различал ее лицо, почти вслепую трогал его пальцами, ощупывал и гладил, пока Саша не села так, чтобы быть вровень с ним, и не прижалась горячими губами к его шее.
– Кдани спит в машине с Иркой, – прошептала она. – Вторая машина совершенно свободна. Отнеси меня туда.
– Отнести? – удивился Борис. – А ножками?
– Отнеси, – повторила Саша. – На руках.
Борис без труда поднял ее, легкую, почти невесомую, и прижал к себе с чувством, названия которого он не знал, к тому же ничего подобного и не испытывал никогда. Наверное, это была какая-то разновидность страха, что, если он сейчас отпустит ее, выпустит из своих рук, Саша исчезнет и он нипочем не найдет ее в этой бесконечной и безлюдной темноте Северного Урала, где ему с самого начала под каждым кустом мерещились холодные недружелюбные тени.
И только закрыв изнутри дверцу ренджровера, он разжал руки и опустил довольную Сашу на сиденье.
– Я прямо угрелась… Иди сюда, – прошептала Саша, стягивая свитер через голову и естественным женским, почти материнским движением прижимая его голову к своей груди.
«Ну, поехали», – подумал Борис, раздваиваясь, причем одна его часть скользила ладонью по гладкому девичьему животу и задерживала дыхание, а вторая почти отстраненно наблюдала за тем, как взявшееся ниоткуда четвертое измерение искривляет привычную для человека систему координат.
Они не сразу услышали стук в окно, еще некоторое время не понимали, что нужно сделать, если стучат. В конце концов, кое-как натянув на себя то, что попалось под руку, открыли дверцу машины. И увидели Ирину,
– Шура, – сказала Ирина, – тут такое дело…
В первый момент Борис подумал, что Ирина, верная своей гадкой обломистской сущности, решила непринужденно пошутить в своей обычной манере. Приколоться, как сказал бы Димон. И вдруг всем телом ощутил, что Саша напряглась.
– Ты что-то услышала? – спросила она сестру. И куда только делась ее недавняя томность?
– Нет, – коротко ответила Ирина, всем своим видом явно игнорируя присутствие Бориса.
– Увидела?
– Ну, в некотором роде. – Ирина кивнула в сторону реки Ауспии, еле различимой в ночной темноте. – Я тут пописать пошла… Смотри немного выше, вон там… туда смотри. И мысленно веди прямую в полуметре от поверхности воды.
Некоторое время Саша молчала, смотрела, прищурившись. Наконец сказала неуверенно:
– Зеркало? Я думала, это сказки всё. Про зеркала.
Борис мучительно всматривался вдаль и, кроме ленты реки да мшистых валунов на берегу, не видел ничего.
– Георгий говорил, что это фольклор арви, – усмехнулась Ирина и поежилась. – Вот я его сейчас разбужу, и пусть посмотрит на этот фольклор. Зеркало, Борис, – это удвоение пространства. Это немного не то зеркало, перед которым девушки гадают. Хотя те зеркала тоже, бывает, преподносят сюрпризы…
– Так что, это какая-то физическая аномалия? – спросил Борис Ирину, с сожалением выпуская из рук Сашу – та выскочила из машины и, кутаясь в Борисову куртку, продолжала вглядываться в даль.
– Физическая? Метафизическая. Бывает, в пространстве образуется зеркало – раз – и происходит удвоение мира. Ну, на некотором его участке… И ладно бы удваивалось настоящее – все удваивается. И прошлое тоже. И будущее. Так что это не оптический эффект, а, не побоюсь этого слова, пространственно-временной. Короче, «Легенды и мифы арви», том второй.
– Эй, вы это видите? – вдруг раздалось из темноты, и большая фигура Георгия материализовалась рядом с машиной. – Я тут пописать пошел…
– Ясное дело, – фыркнула Ирина. – Как бы мы жили, если бы не наша физиология.
– Но это же убиться веником! – Георгий неожиданно применил идиому, которой от него Борис никак не ожидал. – Это же, Борис, просто оху… извините.
– Я ничего не вижу и ничего не понимаю, – признался Борис. – Но ерунда, я уже привык.
– А вы присмотритесь. Вы думаете, что видите одну реку? Вы видите две реки.
И Борис увидел. Две водные ленты, две реки Ауспии, абсолютно совпадая друг с другом валунами и изгибами береговой линии, параллельно текли и терялись в ночной темноте.