Пока смерть не разлучит нас
Шрифт:
Тут еще Грибов масла в огонь подлил своим вопросом:
– Этот бугай, как вы изволили выразиться, Антон Иванович, в дом не заходил никогда?
– Как же, не заходил! – Его голос взвился острой обидой. – Сам-то, может, и не пошел бы, эта свиристелка за ним выходила. Чуть не голышом, слышь! Коленками голыми сверкает, к машине подошла, в окошко стучит, тьфу, зараза!
– И что? Что он?
– А пошел за ней. Недолго, правда, пробыл, но пошел.
– А вчера? Вчера Виктория за ним выходила?
Ради этого вопроса
Минут пять все это лицедейство продолжалось. Потом Сизых шумно выдохнул и проговорил едва слышно:
– А не знаю я, что было вчера.
– То есть? – Грибов ему не поверил. – Вы хотите сказать, что вчера вечером ничего и никого под ее окнами не видели?
– Не видел ничего! – взвизгнул Сизых, пустив слюну в уголки изжеванных возрастом губ. – И никого не видел! В магазин ушел, потом пришел, закрылся, выпивал дома один. За занавесками… Вон и бутылка пустая под раковиной, можешь посмотреть. И в магазине можешь спросить, был я там вчера.
– Так, когда в магазин шли и из магазина, должны были видеть машину, если она стояла? – перебил его Анатолий, очень ему не понравился ответ.
– Должен был, но не видел и все тут! И давай, мил-человек, ступай уже. Поздно, спать стану укладываться.
Сизых поднялся из-за стола, схватил чайник, отволок его в кухню. Вернулся с хмурым видом и принялся с грохотом сгребать со стола чашки с блюдцами.
– Антон Иванович, так не пойдет, – заупрямился Грибов, которому откровенно указывали на дверь. – Вчера этот мужчина снова был здесь, сидел в своей машине, и вы не могли его не заметить.
– А если не заметил, то в тюрьму меня посадишь, так, что ли? – Он, кажется, успокоился немного и уже снова казался самоуверенным, довольным жизнью холостяком. – Меня, между прочим, никто не обязывал за ее ухажерами подсматривать.
– Много было ухажеров? – тут же опять прицепился Грибов, он все еще помнил про свою версию насчет визита сюда Боброва и, невзирая на Ленкино упрямство, не собирался ее со счетов сбрасывать. – Не считая вас, конечно же.
А чего ему было теперь деликатничать, когда Сизых его за дверь выставлял. Он его нервную систему беречь был не обязан.
Выпад в свой адрес Сизых оценил по достоинству и сдулся как-то сразу, перестав казаться значительным. Крякнул удрученно, потрепал затылок, потом спрятал грубые ладони под мышками и протянул угрюмо:
– Кто я для нее? Старикан глупый… Ты это, командир, если хочешь че узнать, к себе вызывай. Ничего боле трепать не стану, – проводил его до двери все с тем же подавленным
– А это у нас кто?
Зевать Грибову хотелось нестерпимо. Сонливость накатила, сдавив затылок властной лапой, хоть в сугроб вались да похрапывай. Говорила ведь Ленка, советовала до утра подождать. Нет же, больше всех ему надо.
Когда теперь он домой попадет? Как-то еще такси вызвать надо. Согласятся, нет, за город ехать в столь поздний час?
– Матрена Семенова с той стороны от Вики живет. Такая домушка у нее неприметная, под черной шиферной крышей. Додумались же в черную краску шифер покрасить, дураки – нет? Черепица будто… – Сизых потянул на себя дверь, еле дождался, когда Грибов за порог выйдет. – Так вот она любопытная очень, Матрена-то. Все видит! Даже то, чего не было!..
Света в окнах Матрены Семеновой не было, а на покосившейся входной двери красовался замок размером с футбольный мяч. Либо уехала куда-то, либо по гостям ходит. Хотя вряд ли в гости старый человек пойдет так поздно. Света на улице не было, в застывших снеговых бороздах ноги можно запросто переломать.
Уехала, решил Грибов, потоптавшись возле ее крыльца. Наверняка уехала.
Но судьба, видимо, сегодня решила вознаградить Грибова удачей за настойчивость и терпение. Не успел он и пары шагов сделать от калитки Матрены Семеновой, как она собственной персоной нарисовалась возле забора.
– Ух ты, а напугал-то, товарищ милиционер! – ахнула она, хватаясь за старенькую куртку на груди. – Кто-то возле калитки топчется, не уходит и в дом не лезет. Кто, думаю, вор, не вор? Слава богу, это вы!
Ничего себе! Грибов минуту молчал даже, не зная, что сказать. Он не в форме, удостоверения ей показать не успел, откуда тогда известно этой Матрене, что он милиционер? И любопытная она чрезмерно, не соврал Сизых. Вместо того чтобы вдоль забора красться, на помощь звать, стояла ведь и выжидала, что и как дальше будет.
– Идем в дом, идем, товарищ милиционер. – И она, обогнув Грибова почтительным полукругом, протиснулась в калитку, потянула его за рукав. – Идем, на улице какой разговор?
Свет в ее сенцах не горел, и Грибов раз десять споткнулся обо что-то громоздкое и твердое, рискуя сломать себе шею.
А мог бы ведь на диване сейчас лежать перед телевизором, снова поскреблось ему в мозг. Нет же, весь пригород изъездил, свидетельские показания снимает, которым грош цена. Хоть одно утешает – Виктория ему, в отличие от Боброва, не соврала.
Но, как оказалось, не зря он все же приехал сюда. Совсем не то рассказала ему в отличие от Сизых Антона Ивановича про день вчерашний Матрена Семенова, эта пышнотелая молодуха лет тридцати пяти, замотала головой и даже попятилась, когда Грибов вкратце поведал ей о чаепитии у соседа.