Пока смерть не разлучит нас

Ефиминюк Марина Владимировна

лежим на соседних койках и вяло переругиваемся, кто виноват

в полете с лестницы.

– Отпусти, пока мы оба целы. Клянусь, Доар Гери, если ты

себе что-нибудь сломаешь, я не буду таскать тебя нa закорках!

Придется ездить в кресле.

– Не дрыгайся, - процедил он сквозь зубы. Он вoвсе не

злился, но, по всей видимости, говорить и подниматься с

женщиной на руках, стремительно тяжелеющей с каждой

преодоленной ступенькой, было непросто.

И ведь донес! Ввалился в покои, спиной толкнув дверь,

дотащил дo кровати. Мы вместе рухнули на пoкрывало в

одежде, обуви и даже в пальто. Сил хватило только на то,

чтобы скинуть намявшие ноги туфли, вытряхнуться из верхней

одежды и вырубиться, уткнувшись лицом в подушку. Третью

нашу ночь мы спали, как убитые.

Я проснулась от странного волшебного чувства. За окном

рассвело, холодную комнату заливал седой свет. Осторожно

спустившись с кровати, на цыпочках я подобралась к окну. До

подоконника не хватило жалкого шага, но я замерла, стараясь

не потревожить спящего Доара. На улице шел долгожданный

снег. Кружились крупные хлопья, землю накрывало мягким

воздушным одеялом. Хотелось выйти наружу,танцевать под

снегопадом, ловить ртом крошечные замерзшие кристаллы…

– Снег пошел, – вдруг услышала я за спиной хрипловатый

голос Доара.

На талию легли мужские ладони,и от неожиданности я

вздрогнула. Он прижался к моей спине сильным крепким

телом, склонил голову, щекоча теплым дыханием.

– Нестерпимо хочу целовать тебя, Лисса, - вдруг тихо

произнес он.

Я повернула голову и посмотрела в его лицо. Он ответил

пытливым взглядом. Ни следа сна. Мгновение было

сладким,тягучим, как патока, наполненным предчувствием

неизбежной развязки. В Эсхарде ходит поверье, что пара,

поцеловавшаяся в ту минуту, когда на землю опускается

первый снег, никогда не расстанется. И мне нестерпимо

хотелось целовать обнимавшего меня мужчину. Я мягко

прижалась приоткрытым ртом к его губам.

Явь походила на сон. Доар не торопился, не позволял нам

обоим, как безумным, сорвать одежды, нарочно сдерживал. Я

согласилась с правилами. Демонстрируя мое нетерпение, за

окном билась снежная стихия, кружились в хаотичном танце

снежные хлопья.

– Тихо, Лисса, - усмехнулся он, заметив, что на улице

начинается настоящая круговерть. - Ты засыплешь сегом

долину.

– Весной растает, - прошептала я.

еальность была наполнена осторожными движениями,

мягкими касаниями, горячими ласками. Доар дразнил:

медленно расстегивал пуговицы на моем платье, осторожно

опускaл покровы. Обнажил плечи, нашел губами крошечную

родинку, едва заметно прикусил кожу, заставляя меня

выгнуться. Я плоxо помнила, как стаскивала с него рубашку,

как с наслаждением прижималась губами к груди, а потом –

снова к губам. Изгибалась, ластилась, ка кошка, желающая

сладких поглаживаний.

Воспоминания о первом разе остались странные: было

больно, чуточку неловко, и меня оглушало осознание, что я

делаю совершенно непозволительные вещи. Никогда не

подозревала, какую в действительности сладость дарила

физическая любовь. И вчера в тесной комнатушке Риорской

академии чувства были иные: лихорадочные, яростные.

Любовный акт, закончившийся полным провалом (в прямом

смысле этого слова), походил на борьбу. Мы выплескивали

напряжение, недовольство и тревогу. Ничего более. Сейчас все

изменилось. Никаких мыслей в голове! Мы словно остались

одни на белом свете, а вокруг кружил благословенный снег.

Задыхаясь от наслаждения, я сжимала в кулаках покрывало,

кусала губы, а потом подушку. Принимала Доара полностью,

жадно брала все, что он давал, не боясь, без колебаний. Я была

ведомая, послушная его воле. Ни терзаний, ни робости, ни

сомнений в том, что все происходящее – правильно. Мы вместе

здесь и сейчас, а потом навсегда.

После абсолютно потрясающего завершения я трудом

возвращалась в реальность. Тело наполняли нега и приятная

усталость, мышцы ныли. Глаза Доара были по-прежнему

затуманены, широкие плечи и грудь блестели от пота.

– Все хорошо? – тихо спросил он, осторожно пальцем убирая

с моего лица белую прядь волос.

Я быстро облизала пересохшие губы и выдала, пожалуй,

самую дерзкую фразу за всю свою жизнь:

–Доар Гери, с нашего последнего раза ты точно набрался

опыта!

***

– Что делается! – жаловался Эрл, подливая Доару горячий тэй.

–  Вы спали и не видели, уважаемые риаты, но утром пошел

снег. Кружился себе, мягонький такой, а потом как началась

метель! Даже окна залепило. И бах! Все закончилось. Никогда

такого не видел.

От неловкости я боялась поднять глаза и с

заинтересованностью, достойной огромного лобстера,

разрезала на тонкие ломтики кусочек сыра.