Пока смерть не разлучит нас

Ефиминюк Марина Владимировна

– Раньше моего согласия никто не спрашивал.

Нас разделяли всего десять шагов, однако когда он унес

лампу, я оказалась погруженной в кромешную ночную

темноту. Припустила следом, но споткнулась о выщербленный

камень. Сколько себя помнила, я всегда падала художественно

и исключительно неудачно. Нормальные девушки бухались на

коленки и отделывались разбитыми ладонями, а я из

последних сил старалась удержать равовесие. Благородной

эссе, с какой стороны ни посмотри, хлопаться наземь – ну

вообще не пристало! И я размахивала руками, шаталась

сломанной мачтой, словно примиряясь, как красивее

приземлиться: на пятую точу или носом в землю.

Этот раз исключением не стал. Плащ опутал ноги,и с визгом

я завалилась в колючие голые кусты, растущие по краю

тропинки. Опытным путем выяснилось, что за зарослями

коварно пряталась канава, куда я успешно сползла на пятой

точке, судоpожно пытаясь схватиться хотя бы за какую-нибудь

ветку. Видимо, Доара прилично дернуло за поводок. В тишине

раздалось сдавленное ругательство. Возможно, он выронил

фонарь или просто сильно им взмахнул, но скромный огонек

погас.

– Аделис, ты свернула себе шею? - крикнул Доар из темноты.

– А ты бы обрадовался! – огрызнулась я, поднимаясь и кое-

как отряхивая измусоленный плащ.

– Где ты, живая моя?

– В яме!

Подозрeваю, что воронка осталась после неудачно

выпущенного магического удара – у студентов вечно куда-

нибудь улетали заклятья. В Эсхардской академии однажды

замковую стену проломило, а в другой раз в коридорах

мужского общежития седмицу стояла вода.

– игурально выражаясь? - раздвинул он кусты.

– Очень даже реально. – Я подала руку: – Поможешь

вылезти?

– Ты всегда была такой неуклюжей?

– Я эсcа! Эссы не бывают неуклюжими! – обиженно

огрызнулась я.

Он склонился, уверенно схватил меня за запястье и потянул к

себе. Я карабкалась наверх с потрясающей «грацией»

откормленной лани с отдавленными медведем копытами.

Наконец вершина покорилась. Я оказалась в крепких,тесных

объятиях Доара. Когда стало ясно, что он не собирается

деликатно отстраняться,то осторожно спросила:

– Ты прижимаешься ко мне, потому что замерз?

Доар неохотно разжал руки. Мы снова оказались на дорожке.

В темноте за деревьями светились окна гостевого дома.

– Меня влечет к тебе, - вдруг ясно и четко произнес бывший

муж.

На мгновение я остолбенела, а потом проговорила:

– Это естественно, у тебя нет выбора. Пойдем уже спать.

Он резко схватил меня за запястье и заставил развернуться.

Мы замерли. Жаль, что мрак скрывал его лицо непpоницаемой

вуалью. Разглядеть не выходило – ни глаз, ни губ,и никак не

прочесть эмоций. Судя по его напряженому голосу, Доар был

абсолютно серьeзен,и от понимания этого мое сердце вдруг

перевернулось.

– Лисса! – отрывисто вымолвил он, на риорский манер

сократив вообще-то несокращаемое имя. - Меня влечет к тебе.

Он двигался на удивление проворно. Одним широким шагом

пересек расстояние между нами. Ладонь легла на мoй затылок,

и я оказалась властно привлеченной к крепкому телу.

– Не смей меня бить магией, - пробормотал он и прижался к

моим губам горячим раскрытым ртом.

Доар был самым первым и единственным мужчиной, когда-

либо меня целовавшим. А делал он это умело: влажно, глубоко,

до пустоты у меня в голове и трясущихся коленок. Наверное,

было поздно рассуждать, что нельзя в него влюбляться.

Оборвавшись на вздохе, он прижался горячим лбом к моему

лбу и хрипло прошептал, прикрыв глаза:

– Может, прав старый маг? Все это – не наказание, а новое

начало?

Пусть я пребывала в ошеломлении, но все-таки поймала себя

на ехидной мысли, что по какой-то мне совершенно неведомой

причине мы взяли разбег в новую жизнь из подстриженных

кустов.

– Ты это осознал, когда вытаскивал меня из ямы?

– Ты такая въедливая, Аделис Хилберт! – почему-то ужасно

разозлился он. - Идем спать!

– Подожди, я еще не попыталась тебя заморозить за то, что

полез целоваться! – возмущенно воскликнула я, направляясь за

ним следом.

– Не понравилось? - Он оглянулся.

– Понравилось.

– Повторим?

– Светлые боги! Ты не знаешь, что если целоваться на

холоде,то губы потрескаются? - буркнула я. – Я эсса! Эсса не

имеет права ходить с обветренными губами!

– Слушай, делис, я столько раз слышал от тебя, что именно

не должны делать приличные эсхардские девушки,и у меня

невольно возникает вопрос: когда ты уже осознаешь, что

совершенно не походишь на приличную эссу?

– Да неужели? - даже несколько оскорбилась я.

– Конечно, - хмыкнул он, - ты абсолютно неприличная эсса!

– И тебя ко мне влечет, – процедила я сквозь зубы.

– Непреодолимо.

Мы снова целовались на холоде. Страстно, долго, прячась в

темноте, как будто опять превратились в студентов,