Пока ты со мной
Шрифт:
Карен чуть не рассмеялась. Можно подумать, у нее хватило бы сил подняться. Ноги стали как чужие.
Уолтер вручил ей свою карточку с двумя телефонами:
— Это телефон полиции и мой домашний.
Карен невидяще уставилась на карточку.
— Миссис Ньюхолл, чем скорее мы поймаем вашего мужа, тем будет лучше для всех вас. Вы и ваша дочь оказались в очень тяжелом положении. Из-за его поведения к вам теперь будут относиться как к преступникам. За вами все время будут наблюдать, все ваши разговоры будут прослушиваться и так далее.
— Да, я знаю.
— Если
— Спасибо.
Карен по-прежнему смотрела на карточку, потом положила ее на кофейный столик.
Полицейские вслед за шефом потянулись к двери, похожие на припозднившихся гостей.
— Спокойной ночи, — сказал лейтенант и вышел последним.
Карен слышала, как Дженни громко захлопнула дверь. Минуту спустя она вернулась в гостиную и остановилась перед матерью.
— Это правда?
Карен беспомощно взглянула на дочь, багровую от волнения.
— Они нашли в его микроавтобусе ключ от гостиничного номера. На ключе кровь. Кажется, они думают, что…
— Я спрашиваю не про это, — нетерпеливо оборвала ее Дженни. — Правда ли, что он мой настоящий отец?
Этот вопрос проник сквозь гулкую пустоту, в которую была погружена Карен.
— Да, — ровным тоном ответила она. — Кажется, это правда.
Прежде чем она успела сказать еще что-нибудь, Дженни развернулась и выбежала из комнаты.
— Дженни! — слабым голосом крикнула Карен вслед, но ответа не дождалась.
Нужно встать, подумала она. Нужно догнать ее. Для девочки это страшное потрясение.
Но сил совсем не было. Да и потом, ее куда больше занимали сейчас собственные чувства. Она все видела перед собой лицо Грега, когда он отвечал на вопросы полиции. Несмотря на его признание, поверить в сказанное было невозможно. Карен меньше удивилась бы, если бы с ней вдруг заговорил кофейный столик.
Ведь она так хорошо знала своего мужа! Они прожили вместе больше двадцати лет, за это время она изучила его в доскональности. Они делились самыми сокровенными мыслями. По утрам в постели рассказывали друг другу об увиденных ночью снах, а вечером, если не могли уснуть, говорили о своих страхах. Карен никогда не сомневалась в его любви, всегда полностью ему доверяла. Она твердо знала, что является смыслом его существования — точно так же, как он был смыслом и ее жизни. Это даже не обсуждалось, а подразумевалось само собой. Их любви ничто не грозило. Их семейное счастье казалось незыблемым, как скала.
Карен взглянула на кресло, в котором Грег обычно сидел по вечерам, положив ноги на скамеечку. Карен давно предлагала ему купить новое кресло, но Грег всякий раз отказывался, говоря:
— Меня устраивает и это. Зачем мне другое?
Однажды, когда он отправился на рыбалку с приятелями, Карен заказала для его любимого кресла новую обшивку. Грег неохотно признал, что так и в самом деле лучше, но прошло несколько недель, прежде чем он освоился с новшеством. Карен знала, что, в отличие от нее, потертые подлокотники его не раздражали. Грега не пугало несовершенство
Карен зажмурилась, по ее лицу потекли слезы. Сердце сжалось от боли в маленький комочек.
— Я тебя ненавижу, — вслух сказала она, обращаясь к креслу. — Как ты мог врать мне? Кто угодно, только не ты…
Мысленно она вернулась в те времена, о которых говорил Грег. Тогда окончательно выяснилось, что своего ребенка у нее быть не может. А вслед за тем супруги на собственном опыте убедились, как труден и мучителен процесс поиска приемного сына или дочери. Карен и в самом деле впала в депрессию. Она отказывалась заниматься с мужем любовью, почти не вставала с постели, не садилась с ним за стол, не разговаривала. Одна мысль о ласках и нежностях вызывала у нее отвращение.
— Я все понимаю, — говорил тогда Грег.
Временами Карен начинала беспокоиться — не найдет ли он себе другую женщину? Но беспокойство это было каким-то формальным. Конечно, по журнальным статьям и телепередачам она знала, что подобные вещи случаются — с другими. Но ведь они с Грегом не такие, как остальные супружеские пары. Они особенные. Он принадлежит ей и в радости и в горе.
Грег все время утешал ее. Говорил, что это неважно, что все пройдет, образуется. Он никогда не обижался, не сердился, не жаловался. В более спокойные минуты Карен мысленно благодарила бога за такого мужа. А теперь выясняется, что все это время он ее обманывал.
«Если я буду сидеть так и дальше, то сойду с ума», — подумала она, но даже не пошевелилась. За окном светила бледная луна, похожая на ломтик лимона. Все в природе было точно так же, как несколько часов назад, когда семья Ньюхоллов — муж, жена, дочь — мирно сидели рядом и любовались красотой ночи.
Дженни вошла в гостиную, кутаясь в белое шерстяное покрывало.
— Не могу сидеть у себя в комнате, — сказала она.
Лицо ее было такого же цвета, что и покрывало.
— Можно, я с тобой посижу?
Карен посмотрела на дочь с благодарностью и протянула к ней руки. Дженни села рядом на диван, свернулась в клубок, как котенок. Карен подумала, что давно уже дочь так к ней не льнула. Ощущать рядом тепло ее тела было невыразимо приятно, это давало утешение. Карен обняла Дженни за плечи, боясь, что та отшатнется, но Дженни лишь прижалась к ней еще плотнее.
Несколько минут они сидели молча, каждая думала о своем. Потом Дженни прошептала:
— Он не делал этого. Я уверена.
Она говорила об убийстве. И тут Карен вдруг с испугом осознала, что все время думала не о самом страшном, а лишь о давней измене Грега, о том, что он все эти годы утаивал от нее правду о Дженни. Карен попыталась сосредоточиться на мысли о преступлении, попробовала представить себе Грега, совершающего убийство.
— Нет, — прошептала она. — Твой… отец сделать этого не мог.
Внезапно ее охватило сомнение. Ведь она ни за что не поверила бы, что Грег способен на измену. Если бы кто-то высказал вслух подобное предположение, она бы только рассмеялась.