Пока ты видишь меня
Шрифт:
Но и Хан хоть и не настолько сильно, но тоже был заметно более подавленным, чем обычно. Что с ними? Да и я сам в эти дни словно на взводе. Почему с нами троими это творится? Хан, похоже, услышав мой тихий вздох, взглянул на меня, затем потеребил ручку зонтика в руках и сказал:
– Я подумал, и мне кажется, что слова Чхоля не такая уж ерунда.
– Ты тоже сошел с ума? Что с вами обоими, ну правда? Один вдруг целиком погрузился в работу, к которой раньше не прикасался, а второй говорит, что слова его чуть ли не врага правдивы. За что вы так со мной?
Когда
– Если присмотреться, Хён, вы мне кажетесь самым эмоциональным и непредсказуемым жнецом среди нас. Возможно, даже больше, чем другие.
– Разве это не о Чхоле?
– Нет. Он не умеет себя вести и излишне буйный, но ведет себя так со всеми. А вы иногда поступаете так, а иногда эдак. Вы склонны делать то, что хотите. Как человек.
– И что с того? Работу-то я не пропускаю.
– Но разве сейчас вы не филоните?
– Что значит «филоню»? В моем районе с самого начала было мало работы. Земля там стоит дорого, поэтому жилых домов не так много, а если они и есть, то живут там не старики. Да и крупных больниц, как здесь, нет. В основном у меня бывают смерти от несчастных случаев да самоубийства.
– Даже смерти все разные.
– Нет, это жизни разные. А вот смерти нет. Кто бы ни умер, к нему прихожу я.
– Уверен, люди так не думают.
– А мне какое дело? Это дело живых, а не мертвых. Важнее то, что сегодня ты какой-то на редкость странный. Ты ведь что-то хочешь сказать, да? Судя по тому, как многословен.
Хан ненадолго замолчал, словно подтверждая мои слова. Он просто держит паузу или выбирает, что сказать? Затем он положил стоявший рядом зонтик-трость себе на колени. Я никогда раньше не рассматривал его внимательно, но оказалось, что сам зонт был черного цвета, а вот ручка выглядела необычно. Она была выполнена из темно-коричневого, почти черного, дерева и казалась какой-то закопченной. Внимательно разглядывая ручку, которую он продолжал теребить, я заговорил первым:
– Это, случайно, не ююба китайская, которую пронзило молнией? И ты из такого ценного дерева ручку для зонта сделал?
Китайская ююба, в которую ударила молния, и в прошлом, и сейчас считалась деревом огромной ценности. Она обладала энергией ян большой силы и обычно использовалась для изготовления талисманов, отгоняющих призраков, например печатей или четок. Но никак не в качестве ручки обычного зонтика.
– Сейчас это часть зонтика, но раньше она была рукоятью трости.
– Трости? А ведь правда, ты же раньше с тростью ходил!
– Да. Она стала слишком бросаться в глаза, поэтому я заменил ее на зонтик.
– Похоже, ты очень ею дорожишь. Судя по тому, как поступил.
Я и подумать не мог, что у Хана есть что-то, что он бережно хранит так долго. Это ведь Чхоль весьма любопытен и немного жаден, поэтому часто пользуется разными видами человеческого транспорта и раньше отчаянно хотел иметь мобильный телефон. Но Хан никогда ничего подобного не показывал. Он всегда двигался только в рамках установленных по его же критериям границ.
– Как знать. Не уверен, что дорожу ею, но и выкинуть не могу.
Он снова погладил ручку зонта, на которой были следы от огня.
– Давным-давно, даже не помню когда, но было время, и я пытался удержать людей от самоубийства. Тогда и получил ее.
– Тогда?
– Человеческая женщина, которую я спас от самоубийства. Молния пронзила ее вместе с деревом ююба, из которого я потом сделал рукоять.
Какое-то время я не знал, как отреагировать. Он сказал это очень спокойно, но по всему моему телу пробежали мурашки, будто я услышал нечто жуткое. Если бы это были слова кого-то другого, я бы просто посчитал их удивительными, но они принадлежали Хану. Даже если в их отношениях не было ничего особенного, я почувствовал, что его шок в тот момент был кратно больше обычного.
Это потому, что я знаю Хана. Теперь он относится к людям еще более по-деловому, чем раньше, но и тогда все было не сильно иначе. И этот же Хан предотвратил чье-то самоубийство, однако этот человек был наказан небесами и умер.
– Женщина, которую бросили родители. Она была бродягой, скиталась с места на место, притворяясь мужчиной. Сначала, когда она увидела меня и начала ходить за мной, я просто оставил все как есть. Но тут к ней стали относиться не просто как к бродяге, а еще и как к сумасшедшей. Другим людям казалось, что она разговаривает с пустотой и пытается ее преследовать. Поскольку от нее становилось все больше и больше хлопот, я помог ей найти место для ночлега и научил немного ладить с людьми. Похоже, ей стало комфортнее, а возможно, даже захотелось жить, потому что она стала видеть меня менее отчетливо, а однажды, когда отдыхала в тени дерева ююба, ее насмерть ударила молния.
– Тогда она уже не могла тебя видеть?
– Притворялась, что видит, но не видела. Она даже не отреагировала на то, что я переоделся. А ведь она была не из тех, кто стал бы притворяться, что не заметил подобного. Я-то решил, что она наконец будет жить, и ей оставалось еще долго… Но вдруг ударила молния, оборвав ее путь. Оказалось, все в ее семье погибли один за другим. В их крови было много греха.
– А что стало с ее душой?
– Как только она смогла меня увидеть, тут же похвалила мою одежду.
Я не мог решиться спросить, попала ли она в ад. Люди, чью жизнь забирают небеса, обычно проходят через потусторонний мир и естественным образом следуют в ад. У нее не было иного выбора, кроме как позволить Хану, жнецу, стоящему прямо перед ней, проводить ее туда.
Только теперь, узнав об этом, я понял странное выражение лица Хана, с которым он смотрел на нас со старушкой, продающей кимбап. Несмотря на все его спокойствие, должно быть, тогда он получил душевную травму и беспокоился за меня, оказавшегося в похожей ситуации. В то же время он был не в силах понять меня. Ведь я предотвратил самоубийство человека, которому в конце концов суждено было умереть, и собирался провожать ее в потусторонний мир.