Пока ты видишь меня
Шрифт:
– Бабушка, вам точно не нужно в больницу?
– Я уже туда ходила. И даже лекарства получила.
– Вы ведь не забываете их пить?
– Конечно. А ты сам-то?
– Я уже почти здоров. Даже в больнице все удивляются, как мне удалось так быстро выздороветь после удара ножом.
– Хорошо быть молодым.
Я чувствовал, что не должен вторгаться в то пространство, где они смеялись и обменивались историями из своих жизней, поэтому просто стоял за дверью. Чонун рассказывал, что благополучно поступил в университет, в который хотел, и, возможно, скоро даже будет снова жить вместе с матерью.
– Но это правда? Твой брат сказал, что ты вместо него прыгнул на нож, – легко спросила старушка, словно речь шла о событиях десятилетней давности, хотя тема явно была деликатной.
– Бабушка, вы ведь его видите, да?
– А что? Ты с ним в последнее время не встречался? Может, он занят? Недавно он стал ходить в деловом костюме, неужто на хорошую работу устроился? А я-то сама болею и не могу даже кимбап готовить. Надеюсь, он хорошо питается.
– Не волнуйтесь. С братом все будет в порядке.
– Но почему ты это сделал?
– У меня уже давно с отцом плохие отношения…
– Но разве в таком случае прыгают на нож?
– На самом деле я не хотел на него бросаться, а попытался схватить, но вышло, что вышло. Мой отец всегда был жестоким, поэтому с самого детства я чувствовал, что не должен давать себя в обиду, когда вырасту, должен сопротивляться изо всех сил… Похоже, это во мне еще осталось.
Так ты поэтому меня видел? Такое случается редко, но все-таки не является чем-то уж совсем невероятным. Я тихонько вздохнул, а старушка спросила Чонуна, все ли с ним теперь в порядке. Я не видел его лица, поэтому не знаю, как оно выглядело, но его голос звучал бодрее, чем когда-либо.
– Теперь все закончилось. Если увидите брата, передайте ему, что мне очень жаль. А еще что со старшим братом я не мог поступить иначе. И что я благодарен.
Затем они обменялись парой фраз, и я услышал, как Чонун встал, говоря, что еще зайдет потом.
– Возьми это. Брат велел тебе передать.
Старушка ненадолго задержала Чонуна, а я в это время стоял прямо перед дверью, на расстоянии нескольких шагов. Вскоре дверная ручка, щелкнув, повернулась, и оттуда вышел Чонун. В одной руке он нес рюкзак, а в другой держал воздушного змея.
– Бабушка, я пойду. Еще увидимся.
– Хорошо, иди осторожно.
Чонун, которого провожала старушка, надел рюкзак на обе лямки и осторожно взял змея обеими руками. Я наблюдал за ним, но парень так и не заметил моего присутствия. Затем он тихо выдохнул облачко белого пара, прошел мимо меня и вышел за ворота. Звук, с которым они захлопнулись, громко разнесся по округе.
– Что стоишь, не заходишь? Холодно же.
Старушка, стоявшая в дверях, махнула рукой, как бы приглашая меня поскорее войти. Хотя Чонун прошел прямо рядом со мной, но не заметил меня, она не выглядела удивленной. Неужели она знает, что сегодня уйдет?
Когда я медленно вошел в дом, первым делом меня встретил нагретый теплый пол. Несмотря на то что старушка была дома, она оделась опрятнее обычного и даже повязала платок с цветами азалии. Все ее тело скрипело, поэтому бабушка села на одеяло и прислонилась к подушкам, а
– Ты поел?
Я молча постоял, а затем сел туда, куда предложила старушка. Она цокнула языком, с трудом поднялась и принесла из холодильника несколько рядов кимбапа.
– Вы ведь больны, зачем…
– Сегодня можно. Почему-то сегодня утром мои глаза вдруг распахнулись. И появились силы приготовить еду. Похоже, это потому, что ты пришел.
Старушка дала мне палочки для еды, говоря, чтобы я скорее ел, и, пока я колебался, сама взяла один кимбап. Какое-то время мы молча жевали, а затем она заговорила первой:
– Прошло уже больше десяти лет. С нашей с тобой первой встречи.
– Да, где-то около того.
– А ведь в прошлом я много думала о том, как дошла до такого. Мне часто было тоскливо и голодно, и с тех пор я начала готовить кимбап. Я нуждалась в деньгах, поэтому продавала его, так и встретила тебя. Тогда я задавалась вопросом, как дошла до этого, а теперь мне любопытно, как же удалось зайти так далеко. И вот я уже здесь.
– Вы отлично потрудились.
– Верно. Значит, пришло время уходить.
Сказав эти слова, старушка сонно заморгала. Моргнув еще пару раз, она полностью закрыла глаза. Сколько же времени прошло?
Когда она открыла их снова, у старушки было уже совсем другое лицо. Морщинистая, покрытая шрамами кожа, которая словно показывала, какой тяжелой была ее жизнь, почему-то светилась румянцем, а глаза, в которых прежде не было фокуса, тоже ясно сверкали. Она, словно удивленная произошедшей переменой, быстро оглянулась вокруг, а затем кивнула, как будто все поняла.
Я тоже кивнул и поднялся. Врата ее жизни были распахнуты настежь. Когда я протянул руку, чтобы проводить старушку к открытым перед ней вратам, она засмеялась и спросила, почему моя рука, которая раньше всегда была холодной, теперь стала такой теплой.
– Потому что это рука, которую вы держите последней.
– Знай я, что меня ждет такая рука, мне было бы спокойней жить…
– Так вы же знали. Все, кто доходит до этого момента, знают, что в конце их кто-то ждет.
Старушка направилась к вратам с ясной улыбкой на лице. Это не мне пришло время оглянуться на всю свою жизнь и отправиться в потусторонний мир, но, как ни странно, десять лет, которые я знал ее, пролетели перед глазами, подобно вспышке света. Похоже, чья-то смерть не может быть смертью только одного этого человека. Я тоже вижу конец времени, которое мы провели вместе.
Когда старушка шла по этому пути, больше всего мое внимание привлек платок с розовыми азалиями, развевавшийся у нее за спиной, поэтому, прощаясь, я назвал ее по имени:
– Счастливого пути, Азалия.
О случившемся после. Библиотека и фотографии
Погода была непонятная: не весенняя и не летняя. Утром было прохладно, но ближе к полудню солнце нагрело землю. Каждый час прохожие на улице меняли одеяния. А я шел среди них по улице в костюме, который ничем не выделялся.