Покидая мир
Шрифт:
— Какого рожна ты тут ей наговорила? — шипела та. — Развела свою бодягу про Иисуса?
Сестра Пеппер начала поскуливать.
— Ну что с тобой поделаешь, святоша несчастная, — вздохнула сестра Рейнир. — Иди-ка принеси мне шприц с пятью кубиками пентотала натрия. Да смотри, если будешь таскаться дольше минуты, отстраню от работы, христианка малахольная. Ну, время пошло.
Когда сестра Пеппер потрусила прочь, Рейнир присела рядом со мной на корточки и крепко обхватила мои запястья:
— Профессор… Джейн… так дело не пойдет. Ты меня слышишь? Я
Тут я изловчилась и ударила ее открытой ладонью, попав сбоку по голове. Удар застал сестру врасплох, и она не замедлила дать мне сдачи, шлепнув по щеке. Шлепок оказался очень точным — он не задел ни изрезанные губы, ни поврежденный глаз. Но все равно было чертовски больно, и это потрясение выбило меня из состояния истерики.
На миг воцарилась тишина, мы обе потрясенно молчали. Потом сестра встала, разгладила на себе форму и посмотрела на меня сверху вниз.
— Ты могла бы работать на моем месте, — сказала она. — Но мне почему-то кажется, что ты вряд ли согласилась бы, а?
Я потрясла головой. Сестра Рейнир готова была машинально призвать: «Словами!», но спохватилась и промолчала.
— Лицо в норме?
Я кивнула, а потом сумела выговорить:
— А ваша голова?
— Жить буду, — ответила она.
Трусцой вернулась сестра Пеппер со шприцем и стеклянной пробиркой, протянула то и другое своей старшей коллеге.
— Как она? — спросила Пеппер.
— Я ее успокоила…
Сестра Рейнир протянула ко мне руку со шприцем:
— Как думаешь, Джейн, тебе это нужно?
Я кивнула.
— Уверена? В смысле, это отключит тебя полностью на двенадцать часов.
Я снова кивнула.
— Будь по-твоему.
Игла проткнула мне кожу, и я уплыла.
Когда я очнулась, я снова лежала на кровати, руки опять были привязаны, хотя и не так туго, как раньше. Все по-прежнему болело, вдобавок мое пробуждение сопровождалось густым медикаментозным туманом, который всегда присутствует после использования сильных седативных препаратов. Я немедленно почувствовала, что и трубки капельниц, и катетер возвращены на место. Сестра Рейнир, стоя рядом с кроватью, изучала меня сквозь стекла своих узких очков.
— Вы снова с нами, — констатировала она.
Я кивнула.
— Словами, профессор.
— Да, я здесь, — пробормотала я невнятно, губы до сих пор горели.
— Хорошо. Очень хорошо. Может, договоримся забыть о том, что у нас тут было вчера, и начнем сначала?
— Прекрасно.
— Тогда я сейчас удалю катетер и вызову Рэя, чтобы снова доставил вас в ванную. Давно пора вымыться. И верьте мне, на этот раз сестра Пеппер не будет пытаться вас «спасти», а позаботится только о том, чтобы вы были чистой и пригожей.
Все произошло в точности, как вчера. Я перекатилась на бок. Мне велели задержать дыхание. Катетер был изъят. Прибыл Рэй, такой же мрачный и молчаливый, как в первый раз, и так же ловко и бережно,
— Как хорошо, что вам полегчало, — шепнула она, когда Рэй оставил нас вдвоем. — Я прошу прощения, что вчера вас расстроила.
— Ничего страшного.
— Ладно, давайте-ка я вас опущу в теплую водичку.
Это была целая история — погрузить меня в сидячую ванну. Сестра Пеппер вначале замотала мою загипсованную ногу водонепроницаемой пленкой, хотя и пояснила, что нога будет приподнята над водой. Затем ей пришлось снять мне повязку с глаза, чтобы можно было вымыть голову.
— Не беспокойтесь, свет в глаз не попадет, — пояснила она, разрезая бинты ножницами и стараясь при этом не срезать слишком много волос. — Там под бинтами есть еще одна повязка, она бережет глаз. А вот если не снять большой бинт, я никак не извернусь, чтоб как следует помыть вам голову. А вымыть вам волосы давно пора.
Она напустила воды в ванну, сообщив, что добавляет в нее какие-то соли, чтобы я могла отмокать в свое удовольствие. Ванна была снабжена специальным сиденьем с электронным управлением, позволяющим опускать в воду престарелых и ослабленных пациентов. Чтобы поместить туда меня, сестре пришлось повозиться. Она наконец стащила с меня пропахшую мочой и потом госпитальную рубаху, причем, когда мне пришлось просто приподнять вверх левую руку, движение отозвалось острой болью в животе. Примостив меня на сиденье, сестра Пеппер качнула его, и я оказалась прямо над ванной. Сестра подкатила к ванне металлическую тележку. На ней обнаружилась закрепленная сверху пластиковая петля, достаточно длинная и крепкая, чтобы удержать на весу ногу. Сестра опускала петлю, пока та не оказалась вровень в ванной. Тогда, аккуратно приподняв мою загипсованную ногу, она подвесила ее в петле.
— Ну вот и хорошо, сейчас сиденье начнет опускаться — приготовьтесь. Если вода слишком горячая, скажите обязательно.
Но я ее не слушала. Откинувшись на сиденье — и готовясь к погружению, словно на крещении у баптистов, — я увидела свое отражение в зеркале, висевшем на правой стене. Впервые я увидела воочию весь ущерб, который себе причинила. Левый глаз был не просто прикрыт повязкой, он страшно распух и отек. Лоб покрывали жутковатые кровоподтеки, настолько темные, что казалось, будто я вымазалась чернилами. Такие же синяки виднелись на груди и ниже, на животе, а испещренные швами губы были, казалось, сплошь опутаны окровавленной колючей проволокой.
Сестра Пеппер заметила, что я себя разглядываю. Сделав отчаянный рывок, она задернула зеркало рулонной шторкой.
— Не нужно вам пока на себя смотреть, — обратилась она ко мне. — Честно скажу, Джейн, я понимаю, что сейчас вам кажется, что все ужасно. Но я читала вашу карту — и знаю, что все заживет, так что следа не останется.
— Нет, — отозвалась я. — Все никогда не заживет.
— Вам просто нужно принимать каждый день таким…
— Стоп, — оборвала я ее.