Поклонник
Шрифт:
Упираясь взглядом в пустоту, слушаю его размеренный успокаивающий голос.
– Или в огонь. Я знаю, сейчас внутри тебя горит тот самый свет, тот самый огонь. Он такой огромный, что, кажется, заполоняет все внутренности, каждую клетку. Пляшет сейчас на органах. На сердце. Распускаясь в нем пунцовыми пионами, осыпаясь пеплом лепестков и раскрываясь вновь, чтобы очередной раз рассыпаться в прах. Пульсирует в легких, заставляя их съеживаться в комок, не давая возможности сделать полноценный вдох. И нет ему конца и края. Он становится только сильнее и ярче. Выжигает все изнутри, ломает кости, крошит их в пыль, расщепляет на атомы и собирает заново.
Карл берет мои ладони и
– Но боль пройдет. Однажды она обязательно начнет затухать. Со временем. Когда окончательно выжжет все нутро. Когда-нибудь пламя потухнет, оставив только пустоту. Голую, выжженную пустоту и ничего более. Но это даже хорошо. Потому что потом, когда внутри воцарится покой, там будет место для чего-то нового, светлого, хорошего. Для теплых воспоминаний. Без горечи, боли и разочарований. Только добрые грезы, которые греют душу и радуют сердце.
Он целует мои пальцы, прижимает их к своему лицу и смотрит с такой нежностью, что у меня ухает сердце и скатывается куда-то вниз.
– Вот только трудно сказать, сколько времени уйдет на это. Кому-то может понадобиться три дня, кому-то год или целых три. А кому-то и тридцать лет. Все зависит от силы огня, который зажег в тебе человек. При этом совершенно не важно кто это. Это может быть мать, отец, брат или сестра. Или возможно сын, дочь, муж, жена, и даже любовник с любовницей. Любовь ведь бывает не только между мужчиной и женщиной.
Молодой человек протягивает руку и бережно убирает мне за ухо прядь волос, прилипших к мокрой щеке.
– Знаешь, каждый, кто нам нравится, или даже больше, когда мы влюбляемся в кого-то, разжигает в душе пожар. И, если этот человек находится рядом, то мы можем разделить с ним этот огонь, и тогда он не причиняет боли, а дарит только наслаждение. А если, по каким то причинам мы уже не можем делиться им, то он становится невыносим, начинает пожирать нас изнутри, сжигая все на своем пути. И чем сильнее зажег этот огонь в нас человек, тем сильнее и дольше он горит, причиняя максимум возможной боли. А уж если такого человека отнимает смерть, и ты понимаешь, что больше никогда, и ни при каких обстоятельствах у тебя не будет возможности, хоть мельком, увидеть его, прикоснуться к нему. Это самое страшное, что можно представить… Остается только набраться терпения и ждать.
Смотрю на него с недоумением. Откуда этот юнец может столько знать? Он слишком умен для своего возраста!
– Черт возьми! – восклицаю я. – Кто ты такой, и откуда столько всего знаешь?
– Я очень много читаю, – говорит он, и прижимается к моим коленям еще крепче.
– Прости, что вываливаю на тебя все это. Сама не знаю, почему мне хочется говорить об этом, но с тобой мне почему-то так легко, так просто – пытаюсь слабо улыбнуться. – Знаешь, порой я все еще не могу поверить в то, что ее больше нет и, кажется, Кира вот-вот войдет в дверь и скажет: «Мам, прости, что меня так долго не было». А после этих слов бросится мне на шею, и мы будет рыдать от радости, – со всей силы обнимаю себя за плечи, представляя, что это моя девочка и говорю, – а я так крепко прижму ее к себе, что услышу хруст костей и учащенное сердцебиение. И мое сердце будет точно так же выскакивать из груди, вот как сейчас.
Кладу ладонь себе на грудь и чувствую быстрые пульсирующие толчки под хлопковой тканью.
– Тяжелее всего было первое время, – продолжаю, когда сердце перестает трепыхаться так яростно. – Тогда поверить в реальность происходящего было труднее, чем закатить на гору десятитонный валун. Все, на что хватало сил –
– Да, я давно уже заметил эту особенность, – тихий голос. Поцелуй в колено.
– Теперь ты понимаешь, как сильно я скучаю по ней? И порой ловлю себя на том, что все еще слежу за временем и жду, когда же настанет та самая минута.
– Моя бедная девочка, – шепчет Карл. – Мне так жаль…
– Впрочем, хватит об этом, я и так слишком разговорилась, да и вообще расклеилась и, небось, выгляжу сейчас как последователь Мерлина Менсона, когда тот был на пике популярности. А еще я испачкала тебе майку. Только посмотри на эти разводы с черными подтеками, – нервный смешок слетает с моих губ, и я дрожащими пальцами начинаю лихорадочно стирать следы размазанной вокруг глаз туши.
Карл поднимается на колени, снимает грязную майку и осторожно раздвигает мне ноги. Я даже не пытаюсь протестовать. Тогда он проскальзывает между ними, крепко прижимаясь торсом к внутренним сторонам бедер, и шепчет:
– Ты такая красивая. Даже заплаканная, – он тянется к моему лицу и целует в соленые губы.
– Ты обещал… – мои сопротивления слабы и неуверенны.
– Не приставать, я помню. И не буду. Даже не собирался делать этого, но я хочу, чтобы ты, после таких откровений, просто расслабилась. И все. Честное слово.
Он встает и плавно опускает меня на кровать, покрывая мое лицо легкими, едва ощутимыми поцелуями. Я слабо протестую, но у меня просто нет на это сил. Откидываюсь на подушки и просто устало наслаждаюсь этими легкими прикосновениями. Тут он задирает мне юбку, стягивает белье. Ну вот, а ведь все так хорошо начиналось.
– Нет, – очередная угасающая попытка протеста. – Нам нельзя.
– Тихо. Просто расслабься и ни о чем не думай. Сейчас тебе это очень нужно, поверь. Я все сделаю сам.
Первые мгновения я даже не понимаю, что происходит. Пока его язык касается моего живота. «Твою ж мать. Вот же хитрец. Ну, зачем?.. Прекрати…. Нет, не останавливайся. Еще. Еще! Да. Вот так», – мысли заканчиваются, и я просто наслаждаюсь ощущениями.
Меня накрывает оргазм. Такой сокрушительный, что моя душа начинает качаться на волнах вселенной. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Я растворяюсь в них. Вот меня и вовсе уже не существует, а душа плывет по водам нирваны и чистейшего блаженства. Только самым краешком сознания понимаю, что плоть наслаждается не меньше, выгибается и опускается вновь. Так вот откуда такое ощущение качки. Снова и снова. Вверх-вниз. Еще немного и я вот-вот застряну в этом состоянии навсегда. Это странное ощущение длится столь долго, и, кажется, я уже никогда не вернусь в собственное тело, оставшись в вечности качаться на этих волнах блаженства. Минуты через три меня начинает отпускать, и я вновь прихожу в себя. «Что это только что было? Что? Это? Только что было?» – с этими размышлениями я проваливаюсь и уплываю в глубокий сон.