Поколение влюбленных

Шехова Анна Александровна

Большинство из наших одноклассников изменились довольно заметно. Впрочем, неудивительно: почти половину из них я не видела добрый десяток лет. Смотреть на этот калейдоскоп лиц оказалось весьма увлекательным занятием. Я быстро забыла о цели своего присутствия и стала просто наблюдать. Вероня Сабо очень сильно поправилась и покрасила волосы в рыжий цвет, что сделало ее похожей на советскую буфетчицу. Но хохотала она так же заразительно, как и раньше. А натуральная наша рыжуха, Мариша Ласкина, стала неописуемой красавицей и носила колье с натуральными бриллиантами. Я вспомнила тощенькую, лупоглазую девочку с торчащими во все стороны рыжими кудряшками и решила, что сказки про гадкого

утенка иногда случаются и в жизни. Обладатель «коровьего» галстука — Витя Сапов — из низкорослого, неуверенного в себе подростка, каким оставался вплоть до третьего курса пединститута, превратился в солидного дядечку с намечающимся животиком и докторским апломбом. Сумасшедший галстук ему на день рождения преподнесли студенты, и он, возрадовавшись, придумал имя для каждой изображенной на нем коровы. Я и не подозревала в Вите такой кладезь юмора.

Застолье началось незаметно. Никто еще не присаживался, а ковер был уже обильно орошен шампанским, и половина тарелок с закусками опустела. Наконец Матвей решил, что пора человеческий хаос как-то упорядочить и пригласил всех за стол. Мы с Иваном, по долгу первых гостей, отправились на кухню, чтобы извлечь из духовки горячее — фаршированную рыбу, котлеты по-киевски и картофель под сырным соусом. Матвей их также закупил в супермаркете, и они у нас томились, дожидаясь своего часа. Иван вытащил раскаленные противни на разделочный стол, а я разгрузила еду на три огромных блюда. Позади нас, в светлой комнате с ореховыми стенами, за огромным столом, вокруг которого мы из табуреток и досок соорудили скамейки, сидели почти два десятка человек — веселых, возбужденных встречей, вином и предвкушением вкусной еды. Негромко, так, чтобы не мешать разговорам, играл саксофон — мой любимый Кенни Джи. Витя Сапов звучно принюхивался, строя догадки насчет горячего, а Вероня заливалась хохотом. Впрочем, смеялись почти все, и в общем смехе я с трудом различала негромкий голос Сережи Стопчева, говорящего тост. Он предлагал выпить за будущее.

Иван понес к столу котлеты и картофель, а мне осталось блюдо с рыбой и металлические лопатки для раздачи. Я положила лопатки рядом с золотистыми пластиками филе, взяла блюдо в руки и сделала шаг в сторону столовой. И встала.

— Саша, давай его сюда! — позвал Иван из-за другого края стола.

— Саша, ты что, уснула на ходу?! — Кажется, это был голос Лариски.

— Са-ша!

Мои руки опустились, и блюдо вместе с рыбой и лопатками полетело на пол. Мариша, сидящая рядом, громко ахнула.

Случалось ли вам когда-нибудь видеть смерть человека? Разумеется, исключая кино, где предсмертная агония сопровождается не хрипами и свистом в груди, а проникновенной, слезоточивой речью, обращенной к друзьям и близким. Умирал ли живой человек на ваших руках? Становились ли вы свидетелями случайной смерти?

Если вы это пережили, то знаете, что смерть всегда в первый момент ошеломляет. Даже когда умирает очень близкий человек, то первое, что вы чувствуете, — удивление. Боль придет чуть позже, когда вы уже осознаете этот факт и смиритесь с ним. А сначала ваш разум будет бороться. С маниакальным упорством он будет искать выходы и варианты, подчиняя себе тело, которое беспокойно замечется в поисках кислородной подушки, шприца с оживляющим уколом, нашатырного спирта, живой воды…

Мне пора бы уже привыкнуть к смерти. От того, что я видела, мой разум должен был затупиться, как затупляется восприимчивость медиков, завтракающих в морге рядом с трупами. Хотя, возможно, я просто чересчур расслабилась на этой злополучной вечеринке, погрузилась в атмосферу дружеского трепа и такой простой человеческой

радости — радости встречи с добрым прошлым.

Блюдо с рыбой выпало у меня из рук, а вслед за ним на ковре оказалось и мое тело. Сознание осталось при мне: просто внезапно я перестала ощущать ноги, а потом рядом с моим лицом оказался ковер и ножка стула, на котором сидела Мариша.

Меня тут же подняли, заботливо усадили в кресло. Две руки одновременно предложили мне выпить: в одной был бокал с шампанским, в другой — стакан минералки. А мне казалось, что я проваливаюсь в глубь своего собственного тела. Милые озабоченные лица моих одноклассников внезапно стали маленькими, как на коллективной фотографии, а их голоса доносились издалека, и смысл слов доходил до меня медленно.

— Саша, Сашенька, тебе лучше?

— Не суйте ей эту чертову минералку! Дайте лучше вина!

— Отстань ты со своим вином! Может, она беременная?

— Сашенька, если не можешь говорить, хотя бы кивни!

— Хорошее красное вино еще никому не повредило!

— Саша, ты беременна?

— Как ты?

Последняя реплика принадлежала Матвею. Он склонился к моему лицу, ожидая ответа на другой вопрос. Я кивнула. Затем сказала громко, обращаясь ко всем:

— Со мной все в порядке. Просто следствие легкого переутомления…

— Ничего себе «легкого»! — возмутился Иван. — А этот нехороший человек тебя еще на своей кухне припахал!

— Да ты что? Саша, это правда?! — с искренним возмущением спросила эмансипированная Вероня.

— Я сама вызвалась, — мне удалось изобразить улыбку, — да и бутерброды не великая работа.

Через несколько минут спокойствие восстановилось. Меня усадили за стол, рыбу собрали и после небольшого шумного совещания решили употребить. Под горячее откупорили красное вино и апельсиновый сок. Вечеринка продолжилась.

Но не для меня.

Потому что как раз напротив моего места за столом, между Иваном Мухиным и широколицей, густо напудренной Наташей Коваленко сидела наша радиодива Анечка Суровцева. Миниатюрная, с задорным блеском в глазах и широкой детской улыбкой, в нашей компании она выглядела как чья-то младшая сестренка, случайно затесавшаяся на застолье. А над ее головой, словно густой сигаретный дым, клубилось серое облако.

Не знаю, как оно не бросилось мне в глаза раньше. Может, из-за того, что Анечка маленького роста, и я просто не разглядела ее среди рослых одноклассников.

По поведению Анечки трудно было сказать, что ее точит какое-то горе или болезнь. Проучившись несколько лет вместе, уже знаешь характерные приметы неискренности. Анечка в этот вечер радовалась абсолютно искренне. Ее миндалевидные глаза сияли, и она никак не могла усидеть на месте: постоянно вскакивала со своего места и с бокалом в руке неслась на другой край стола, затем возвращалась, наполняла бокал и снова меняла дислокацию. Ей хотелось говорить разом со всеми. Выглядела она превосходно: ни капли не поправилась, и энергия по-прежнему била из нее ключом. На ней были черные брючки клеш и лиловый топ на узких бретелях.

— А груди у нее так и не появилось, — пьяно хихикнула мне на ухо Мариша.

— Ее это не портит, — отозвалась я.

Меня поражала выдержка Матвея. Зная то, что знаю я, ему все-таки хватило сил до конца играть роль радушного хозяина. И, наблюдая за ним в течение вечера, я могла поспорить, что он получает от этого удовольствие.

Когда тарелки почти опустели, Матвей поставил диск с коллекцией старых рок-н-роллов, схватил в охапку Анечку и потащил танцевать. Часть народа присоединилась к ним. Некоторые остались у стола, где еще стояло недопитое красное и уже початая бутылка «Смирновки».