Поколение влюбленных
Шрифт:
Сидя на корточках, он зашнуровывал кроссовки, а я стояла над ним, обхватив себя руками, словно озябшая. Хотя на самом деле мне было душно, на лбу выступила испарина.
— Счастливо оставаться, — буркнул Матвей, отдуваясь. Определенно, он был не в форме.
— Во сколько завтра мы едем? — спросила я.
20
Со стороны мы, наверное, были похожи на ежика и медвежонка из моего любимого мультфильма «Ежик в тумане». Покрасневший возбужденный Матвей говорил и говорил,
…Но я опять увлеклась эмоциями, а нужно рассказывать по порядку, иначе зачем вообще рассказывать.
Утром мы поехали в стационар. Приятель Матвея оказался заместителем главного врача и очень приятным мужчиной лет тридцати с шикарными мушкетерскими усами. В его кабинете мы сняли верхнюю одежду и облачились в белые халаты. Мой халат был приталенный, с кокетливыми голубыми манжетами.
В отделении недавно сделали ремонт. Шоколадный линолеум еще не успел утратить гладкость и тускло блестел под светом электрических ламп. В коридоре были шероховатые стены, отделанные под розовый камень «жидкими» обоями. Двери в палаты целомудренно скрывали мир пациентов за непрозрачными, словно покрытыми инеем, стеклами. Только пахло здесь все равно тем же горьковато-приторным ароматом лекарств и дезинфекции, которым пропитаны все больницы. Никакой ремонт от него не избавит.
Больше, чем больницы, я не переношу только паспортные столы, и поэтому, мне было не по себе. Матвей так и не объяснил, что мы должны обнаружить. Он держался уверенно, расспрашивал своего приятеля по имени Сан Палыч о пациентах, а я плелась следом, стараясь не смотреть по сторонам. Мне казалось, что медсестры провожают нас насмешливыми взглядами. Мы прошли через все отделение, мимо одинаковых дверей в палаты, мимо холла с бежевыми диванчиками и молчащим телевизором.
— Вы сегодня решили начать с седьмой палаты? — спросила Сан Палыча веснушчатая девушка в белой медсестринской шапочке.
— Да, Леночка, — мушкетерские усы вежливо повернулись в ее сторону, — как у нас там дела?
— Вы Коваленко имеете в виду? — уточнила белая шапочка. — Все по-прежнему. Есть отказывается, к телефону не подходит. Вчера сестра привезла какой-то постер, говорит, что любимая группа. Повесили на стену. Только, по-моему, никакой реакции…
Я слушала вполуха. Какой-то Коваленко отказывался есть и не смотрел на постер. Меня это не касалось.
— Ясно, — сказали усы Сан Палыча, выслушав медсестру, — пойдем посмотрим, посовещаемся с коллегами.
Под коллегами имелись в виду мы с Матвеем.
Первое, что мне бросилось в глаза при входе в палату, — крикливый постер почившей группы «Ария», пришпиленный канцелярскими кнопками к стене.
Под
В палате было еще три кровати и две пациентки. Одна — женщина средних лет с торчащей химической завивкой на голове, обвисшими щеками и тяжелым сиплым дыханием. При виде Сан Палыча она тут же поднялась с постели и заговорила маслено-приторным голосом неумелой кокетки:
— Доброе утро, Александр Павлович! Замечательно выглядите!
— Вы тоже, Надежда Васильевна, — вежливо соврали усы Сан Палыча.
— Ой, Александр Павлович, зачем вы по отчеству? Я же вам говорила, что ко мне можно просто Надя обращаться.
— Хорошо, Надя, а теперь давайте посмотрим, что у нас с давлением.
Сан Палыч быстро измерил давление, задал одышливой Наде еще пару вопросов и перешел к следующей пациентке. Это была девушка-подросток с очень бледным лицом и длинными темными волосами, спускающимися по плечам. Она сидела на кровати, подогнув под себя ноги, поглощенная маленькой книжкой из серии «Азбука-классика». Я хотела взглянуть на название, но при нашем приближении девушка быстро закрыла книгу и положила ее на тумбочку «лицом вниз».
— Как дела, Маруся? — ласково спросил Сан Палыч, присаживаясь рядом с ней на кровать.
Девушка по имени Мария привычно протянула руку и ответила:
— Все нормально.
— Должно быть не просто нормально, а хорошо, — с притворной строгостью сказал Сан Палыч, быстро наматывая на ее тонкое предплечье широкую ленту тонометра, — и с каждый днем должно становиться все лучше и лучше.
Девушка вяло улыбнулась и быстро глянула на нас, замерших как истуканы над ее койкой. Я невольно поежилась: у Марии были глаза бездомного щенка.
В последнюю очередь Сан Палыч подошел к постели Коваленко. Она лежала в той же позе, что и десять минут назад. Ее глаза упорно смотрели в потолок.
— Катя, нужно измерить давление, — мягко, но настойчиво сказал Сан Палыч. Однако я почувствовала, что он растерян и не знает, как себя вести с этим рыжеволосым меланхоличным ангелом.
Ангел с банальным именем Катя оторвал взгляд от потолка и перевел его на нас. Глаза у нее были восхитительно — зеленые.
— Зачем? — спросила она.
— Катя, так полагается, — терпеливо сказал Сан Палыч, неловко опускаясь на край кровати. Катины глаза снова устремились вверх.
— Я же вам говорила, что это бессмысленно, — устало-холодным тоном произнесла она, — вы, конечно, можете измерить мне давление и даже выписать какие-нибудь витамины. Но, — тут она слега передернула круглым плечиком, обтянутым оранжевой футболкой, — жить я все равно не буду.
— Катя, не надо так говорить, — Сан Палыч выглядел как несправедливо приговоренный арестант, даже его бравые усы поникли, — ты сама не представляешь, как быстро все меняется в жизни.