Поколение влюбленных
Шрифт:
— Что? — Зеленый презрительный взгляд вернулся в нашу сторону. — Это ваша обязанность — врать пациентам?
— Катя, как ты можешь так говорить! — на заднем фоне возмущенно закудахтала Надя.
— Я говорю правду, — не повернув головы, процедила Катя, — в отличие от некоторых. Мне надоело, что везде все врут. Дома, на улице, по телевизору — одно вранье.
«Фу, какой низкопробный пафос», — подумала я. А Коваленко с вызовом глянула на Сан Палыча:
— Думаете, я пыталась покончить с собой из-за несчастной любви? Из-за того, что этот идиот меня бросил? Ничего подобного! Я бы сама скоро ушла от него. Просто это было последней
— В жизни есть не только сериалы и потные мужчины, — осторожно заметил Сан Палыч.
А рыжую Катю, как говорится, понесло.
— А что еще? Все остальное — только для избранных, для тех, кто с золотой ложкой во рту родился! И вы это прекрасно знаете! Да, я уже сейчас здесь, не вставая с кровати, могу предсказать все, что меня ждет!
— Тебе так только кажется, — устало сказали усы Сан Палыча, — никто не может знать, что его ждет в будущем.
— А чего здесь не знать, — Катя презрительно скривила губы и сразу перестала быть похожей на ангела, — посмотрите, как живут большинство людей! У нас одна соседка вечером смотрит «Кармелиту», а другая — «Клон» — вот и вся разница. На работу они обе встают с отвращением, потому что надоело, да и платят копейки. Вечером обе несутся закупаться в универсам и жарить котлеты для своего семейства. А вместо секса ночью будут с мужем подсчитывать, хватит ли им денег, чтобы взять еще один кредит и немножко отложить на отпуск. Вот и все радости жизни!
Все это говорилось трагическим голосом с апломбом плохой актрисы. Я сама когда-то страдала подобным бредом и знала, что это признак кривого взросления. То есть когда по мере роста человека заносит из одной крайности в другую. Раньше, слушая подобные монологи, я относилась к ним снисходительно, но в этот раз случилось непредвиденное. Пока Коваленко с больничной койки вещала о серости жизни, я отвела глаза. И увидела, как Маруся, сидя на краю кровати и подавшись всем корпусом вперед, жадно слушает Катькину проповедь. А над темноволосой головой в воздухе… Впервые это происходило на моих глазах. Маруся ничего не ощущала: она вся была поглощена услышанным. А от ее тела расползалась серая, еле видимая дымка: она отслаивалась от кожи и, словно влачимая невидимым ветром, ползла вверх серыми обрывистыми клочьями, скапливаясь вокруг головы в небольшое плотное облако пепельного цвета.
«Так вот как это происходит», — подумала я, тупо глядя на бледное личико Марии.
— Назовите мне хоть одну вескую причину для того, чтобы жить! — потребовала Коваленко.
И тут я сорвалась.
— Замолчи, дура набитая! — заорала я на нее. — Ты сама хоть понимаешь, какой бред несешь?! Соплячка несчастная! Из-за таких дур, как ты, люди гибнут, а вы сами всю жизнь из воды сухими выходите!
Зеленые глаза испуганно заморгали. Такой реакции на свои откровения она ожидала меньше всего.
— От еды она, видите ли, отказывается! — Мой голос просто срывался от злости. — Да такой здоровой кобыле, как ты, пара дней голодовки только на пользу пойдет. Лишний жирок сбросишь, и ничего
— Саша, успокойся! Она же еще ребенок. — Матвей испуганно схватил меня за руку повыше локтя.
Однако его слова подействовали на Коваленко еще больше, чем мои оскорбления.
— Я не ребенок! — Катя подскочила на кровати и яростно глянула на него. — Я «Эммануэль» в двенадцать лет прочитала!
— Оно и видно, — процедила я. — А сейчас перестань кочевряжиться и дай доктору руку, чтобы он измерил давление. А иначе — обещаю! — ты у меня до суицида не доживешь!
Катя руку не подала, но и не отняла ее, когда Сан Палыч проявил своевременную инициативу. Коваленко тяжело дышала, как после быстрого бега. Но я знала, что означает такое дыхание: она пыталась справиться с яростью. Видимо, мой голос прозвучал на самом деле угрожающе, и она решила не нарываться.
— Девяносто на сто двадцать, отлично, — бодро сказал Сан Палыч, быстро стягивая тонометр.
Не сомневаюсь, что ему хотелось как можно скорее уйти. Коваленко снова плюхнулась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Выходя из палаты, я оглянулась на Марусину кровать: мелькнула коротенькая надежда, что мое вмешательство могло остановить процесс. Глупо было на это рассчитывать. Мария сидела на постели, обхватив колени руками, а над ее головой расплывалась серая аура обреченности. Мой взгляд девушка встретила враждебно.
В коридоре Матвей и Сан Палыч разом набросились на меня:
— Ты что, с ума сошла?! Ты же взрослый человек — разве так можно! Да это подсудное дело! Ты же могла ее спровоцировать!
— Кого спровоцировать?! Эту рыжую стервочку? — Я усмехнулась их наивности. — Да она всех нас переживет!
— Да? — Матвей мгновенно остыл. — А я-то думал…
И тут я поняла.
— А ты думал, что я посмотрю на нее и скажу: «Оставьте в покое бедную умирающую девочку, ей уже ничего не поможет»?
— Ну, не совсем так… — промямлил он.
— Да ты что, Матвей?! — Мне было смешно и горько одновременно. — Здесь никакого особого зрения не надо. Это же элементарная психология. Чем больше человек говорит о самоубийстве, тем меньше шансов, что он его совершит.
— А вы что, обладаете способностью?.. — заинтересовался Сан Палыч. — Это же потрясающе!
— Лично я ничего потрясающего в этом не нахожу, — буркнула я, сожалея, что не прикусила язык минутой раньше.
Мы стояли в коридоре между дверями под номерами «пять» и «семь»: я прислонилась спиной к неприятно шершавой стене, Матвей нависал надо мной со стороны пятой палаты, а Сан Палыч надвигался со стороны седьмой. Выглядело это, наверное, довольно комично. Краем глаза я увидела, как дежурная медсестра — та самая невозможно веснушчатая девица — с любопытством поглядывает на наше трио из-за своего стола в другом конце коридора. Сан Палычу, казалось, не было до этого дела.
— Это уникальная способность! — не унимался он. — Вы могли бы оказать огромное содействие медицине.
«Интересно какое? — подумала я. — Указывать безнадежно больных, чтобы на них не тратились лишние усилия и деньги?»
— С вашей помощью можно быстро оценивать эффективность новых методов лечения, — развивал мысль взволнованный и вспотевший Сан Палыч, — или можно более эффективно распределять поступающие средства. Вы же знаете, что денег на медицину выделяется катастрофически мало, а вы могли бы помочь сделать процесс распределения более рациональным…