Покуда я тебя не обрету
Шрифт:
– Знаешь, Джеки, мы, старики, держимся друг за друга.
Джек поблагодарил его за приезд, ведь до Торонто не ближний путь.
– О юноша, – сказал Матросик Джерри, – вы еще так мало знаете! Жизнь – вот это настоящая дальняя дорога, по сравнению с этим добраться сюда из Новой Шотландии сущий пустяк.
Позднее, перезнакомившись со всеми гостями (за ним повсюду ходили девчонки из интерната этаким почетным, хотя и не-вполне-девственным караулом), Джек заметил в углу еще одного знакомого. Под звуки Rainy Day Women # 12 amp; 35 (от
– Ладно, идет, только не очередное разбитое сердце, мне сердца уже осточертели, что целые, что разбитые, – сказала Алиса Робби де Биту на прощание. И Робби согласился на ее автограф у себя на правом плече. Когда Джек подошел, он и показал ему потускневшие буквы «Дочурка Алиса».
– Все слушаешь дер Циммермана, Джеки? – спросил Робби.
– Ден Циммерман, Робби, как же без него, – ответил Джек.
– Что и говорить, я не чета всем этим ребятам, – сказал Робби, обведя рукой зал, – ничего у меня в Амстердаме не вышло.
– Обидно.
– Я теперь в Роттердаме, у меня свой салон, но я все равно лишь подмастерье, ты понимаешь, о чем я. Но дела идут неплохо, – сказал он, тряся головой. Джек понял, почему узнал его позднее других – Робби начал лысеть, плюс появились морщины вокруг слезящихся глаз.
– Что было в Амстердаме, Робби? Что приключилось с мамой? С чего она взяла и вернулась в Канаду?
– О, Джеки, не надо об этом. Не трогай лихо, оно давно издохло.
Он имел в виду «не буди лихо, пока оно тихо», но Джек понял.
– Я помню ту ночь, когда она стала проституткой. Ну, по крайней мере, вела себя как проститутка, – сказал Джек. – За мной присматривали Саския и Элс. А ты принес маме косяк.
– Джеки, не надо, – сказал Робби.
– Мой папа не ездил ни в какую Австралию, так? Он все время был в Амстердаме, верно?
– У твоего отца было много поклонников и друзей, так что твоя мама просто не выдержала.
– В каком смысле не выдержала?
Робби чуть не упал, сделав шаг вперед под музыку, потом еще раз показал Джеку мамину подпись у себя на плече, словно вызывая его – мол, можешь ударить меня, но я принадлежу ей.
– Я не предам ее, Джек, – сказал он. – Пожалуйста, не пытай меня.
– Извини, Робби.
Джеку стало стыдно, не стоило так агрессивно нападать на него.
Робби обнял Джека за шею, уткнулся лбом ему в нос.
– Ты не думай, мама тебя любила. Но она никого, даже тебя, не любила так, как Уильяма.
Старинные Подруги, за исключением Лесли Оустлер, уже разошлись по домам; те, что были не замужем или разведены (последние этим гордились), прихватили с собой по тату-художнику. Мистер Рэмзи попрощался с Джеком своим обычным «Джек Бееееернс!» и тоже исчез, прихватив с собой Майка Ночную Смену из Норфолка, штат Вирджиния,
Даже мисс Вонг, наконец обретя в себе ураган, танцевала так, что ей аплодировали – особенно ее выкрутасам с братьями Фраунгофер под Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again. Она и ушла с одним из братьев, тем, что посмазливее.
Удивительно, но чета Малькольмов оставалась почти до самого конца; миссис Малькольм нашла себе увлекательного собеседника – Марвина Джона по прозвищу Дельта Меконга из города Тускалуза, штат Алабама. Он потерял во Вьетнаме обе ноги и часть носа, и как появился в школе, сразу сел на колесо Колясочнице Джейн и принялся развлекать ее и мужа разными историями (вероятно, выдуманными) про то, как он пытался соблазнять девушек, сидя с половиной носа в своей коляске.
– Нет, далеко не все особы женского пола сочувственно относятся к ветеранам, – начиналась одна такая история. Миссис Малькольм смеялась как безумная.
Мисс Вурц ушла домой в достойное преподавателя школы Св. Хильды время, разумеется одна, но до этого сорвала овацию, подпевая Бобу; мурашки по коже бегали, когда она пела All I Really Want to Do и I'll Be Your Baby Tonight. Плосконосый Том сказал Джеку, что, обыщи хоть весь Кливленд, таких женщин не найдешь; Дан из Северной Дакоты сказал, таких женщин не найдешь, обыщи хоть весь Бисмарк. Джек подумал, как же в свое время повезло Эдмонтону!
Особняк Оустлеров в ту ночь превратился в мотель, на лужайке часовыми стояли мотоциклы, иные совсем рядом с домом, словно хотели пролезть внутрь через окна.
Везунчик Пьер заснул на диване в гостиной, его закидали куртками так, что никто не мог его найти до самого утра, пока на него случайно не уселся Чернильный Джо.
Ластоногого Фолькмана и Росомаху Валли пришлось развести по разным углам, они опять было принялись обсуждать «мичиганские дела». Ластоногого уложили в бывшей спальне Джека, Росомаха провел ночь на кухне, где за ним приглядывал менее смазливый из братьев Фраунгофер, тот, кого не унесла с собой ураганная мисс Вонг.
Гадкий Билл Леттерс и Скользкий Эдди Эспозито улеглись валетом на столе в столовой; оттуда по всему дому разносились их суждения о Майке Ночная Смена.
– Билл, если ты не знал, что Ночная Смена пидор, значит, у тебя глаза в жопе, – начал Эдди.
– Эдди, если бы у тебя глаза были в жопе, ты бы раньше меня узнал, что Ночная Смена пидор, – ответил Гадкий Билл.
– Ты жопа с ушами, Билл, – сказал Скользкий Эдди.
– Разумеется, я жопа с ушами! – ответил Гадкий Билл. – Я это отлично знаю, лучше скажи мне что-нибудь новенькое!
Но Скользкий Эдди уже храпел.
– Сладких снов вам, жопы с ушами! – крикнул Гадкий Билл, как бы обращаясь ко всем постояльцам и хозяевам сразу.
– Сладких снов, жопы с ушами! – отозвались Барсук Шульц и его жена Малышка Куриное Крылышко из подвала, где они валялись на старинном ковре.
– Отличная тусовка, а? – шепнул Джек на ухо сестре Скреткович, с которой спал в ту ночь.
– Ага, твоя мама была бы без ума! – ответила мисс Скреткович – к сожалению, та, что побывала замужем за Плосконосым Томом. У нее на заднице был вытатуирован шикарный осьминог, занимавший обе ягодицы.